До сих пор у меня совсем не было времени, чтобы обжиться в новом доме. И то, что он вообще оказался пригодным для обитания, — заслуга Стоуиттса. Пока я работала в монтажной, он заказывал множество разной мебели, картин и ковров, из которых ночью, когда заканчивалась работа, мне предстояло выбрать что-то по своему вкусу. Я надеялась, что смогу, пусть и в течение недолгого времени, насладиться своим домом и садом. Через несколько недель предстояло отправиться в турне с фильмом «Олимпия».
Неожиданный визит
Незадолго до связанных с премьерой поездок неожиданный визит мне нанес Гитлер. Из рейхсканцелярии позвонили и справились, могу ли я принять фюрера. Удивленная, я ломала голову, что стало причиной его посещения. Хелена, моя повариха, и горничная Марихен очень разволновались и стали спорить, кто будет подавать чай. В четыре часа Хелена доложила, что подъехал черный «мерседес». Я вышла в вестибюль встретить Гитлера, прибывшего вместе с Альбертом Борманом, братом Мартина Бормана.
[281] Оба гостя были в штатском, Гитлер в темно-синем костюме.
Прежде чем войти, Гитлер попросил своего спутника подождать его где-нибудь в другом помещении. Горничная отвела Бормана в устроенный в полуподвале бар в деревенском стиле. А фюрер тем временем прошел со мной в большую гостиную, бывшую одновременно и просмотровым залом. Я предусмотрительно попросила прийти моего киномеханика, господина Кубиша, чтобы при необходимости можно было показать Гитлеру какой-нибудь фильм.
Мой гость, казалось, находился в превосходнейшем настроении. Он восторгался домом, садом и особенно, что меня несколько удивило, внутренней обстановкой, хотя стиль ее был совершенно иной, нежели в его собственных помещениях. Немного смущаясь, я спросила:
— Что вы будете пить, кофе или чай?
— Пожалуй, чай, но, если можно, слабый, я должен беречь свой организм.
В саду в крытой беседке, увитой плющом, Хелена накрыла украшенный цветами чайный столик и гордо подала испеченный ею яблочный пирог из слоеного теста.
— Мне так редко удается, — проговорил Гитлер, — выкроить свободное время и побыть несколько часов обычным человеком. Знаю, что вы тоже работяга и также почти не имеете личной жизни.
Потупив взор, я помешивала ложечкой в чайной чашке.
— Полагаю, — продолжал он, — что вы так же, как и я, слишком много работаете, вам следовало бы поберечь себя.
Я обрадовалась, что фюрер затронул эту тему. Теперь можно было спокойно поговорить о моей работе, разочарованиях и бессонных ночах, но и об ощущении счастья, когда работа имела успех.
— Люди, подобные вам, — заметил Гитлер, — чаще всего становятся одинокими. Таким приходится нелегко.
Эти слова поразили меня, так как никогда раньше фюрер не разговаривал со мной на столь личную тему. Я была сбита с толку и не знала что ответить. Гитлер похвалил яблочный пирог Хелены и затем сказал:
— Для женщины вы необычайно активны. Некоторыми мужчинами это воспринимается как вызов. Из-за ваших успехов многие люди будут вам завидовать. Вы, вероятно, знаете, что даже мне порой бывало трудно облегчить вашу работу.
Я тут же подумала о Геббельсе. Может, сегодня удастся поговорить о нем с Гитлером. Неожиданно поднявшийся ветер прервал беседу и заставил нас перейти в дом. Фюрер сел на диван сбоку от камина и стал листать лежавшие на небольшом столике фотоальбомы. Затем он неожиданно произнес:
— Вы знаете, что я вас очень уважаю и мне доставляет радость бывать в вашем обществе, но, к сожалению, мои обязанности не позволяют делать это чаще.
Его комплименты привели меня в замешательство. Гитлер тем временем продолжал:
— Я не знаю ни одной женщины, которая бы трудилась столь целеустремленно и была столь же одержима своей работой, как вы. Точно так же и я полностью подчинен своей цели.
— А ваша личная жизнь? — осмелилась спросить я.
— Я отказался от личной жизни, с тех пор как решил стать политиком.
— Вам это трудно дается?
— Очень трудно, — ответил он, — особенно когда встречаю красивых женщин, которых люблю видеть в своем окружении. — Фюрер немного помолчал, а затем продолжил: — Но я не отношусь к тому типу мужчин, что получают радость от непродолжительных авантюр. Если уж я загорелся, то чувства мои глубоки и страстны — как совместить это с долгом по отношению к Германии? Мне пришлось бы разочаровать любую женщину, как бы сильно я ее ни любил.
Я была удивлена тем, что Гитлер снова заговорил о своих личных чувствах. После непродолжительной паузы он совершенно другим тоном произнес с пафосом:
— Намерение мое — создать сильную и независимую Германию — бастион против коммунизма, и это возможно только пока я жив. После меня не будет никого, кто смог бы сделать это.
Я отважилась спросить:
— Откуда у вас такое убеждение?
— Это мое призвание, которое я ежедневно чувствую, некая внутренняя сила которая заставляет меня действовать так, а не иначе…
После этих слов Гитлер превратился в совершенно официальное лицо, таким я видела его в качестве оратора на собраниях. Но, впрочем, заметив, что политика меня не очень интересует, мгновенно снова превратился в простого человека, источающего любезность.
Тем временем Хелена принесла нам несколько салатов, гренки и фрукты. Я выпила бокал вина, Гитлер ограничился фахингской минеральной водой. Попросив домработницу разжечь камин, я, когда мы вновь остались одни, спросила фюрера:
— Вы всегда были вегетарианцем?
Он ответил отрицательно и, поколебавшись, рассказал, что после пережитого им тяжелого шока не смог больше есть мяса. Я пожалела, что задала этот вопрос, но Гитлер продолжил:
— Я слишком сильно любил Гели, свою племянницу, думал, что не смогу жить без нее. Когда я ее потерял, то в течение многих дней не мог ничего есть, и с тех пор мой желудок отказывается от любого мяса.
Пораженная откровенностью фюрера, я нерешительно спросила его:
— Гели была вашей первой любовью?
В ответ Гитлер стал рассказывать о женщинах, которых он любил до Гели.
— Мои любовные приключения, — сказал он, — в большинстве случаев были несчастливыми. Женщины, которых я любил, либо оказывались несвободны, либо непременно хотели выйти за меня замуж.
Имени Евы Браун он не упомянул, но сказал, что очень тяготится, когда женщины угрозами покончить с собой пытаются привязать его к себе, и повторил, что жениться мог бы только на Гели.
Я спросила, нравится ли ему прелестная англичанка Юнити Митфорд,
[282] которая, как все знали, была безумно влюблена в него. Ответ собеседника несколько шокировал меня.
