Ненависть Геббельса к англичанам выразилась не только в его инструкциях агентам, но и в сценарии фильма, где заседание британского кабинета министров было представлено в карикатурном виде. В число действующих лиц были включены Чемберлен, Черчилль, Галифакс, Иден, Саймон и Дафф Купер. Министры пытаются разработать план пропагандистской кампании против Германии. Они разочарованы и подавлены – в Германии, несмотря на их усилия, так и не произошел переворот. Не понимая, как такое могло случиться, министры ломают головы над тем, что же делать дальше. Черчилль нехотя признается, что английские подводные лодки в основном нанесли урон немецким кораблям только в его отчетах. Долгие и несуразные препирательства по поводу предстоящей пропагандистской кампании прерывает вой сирены, объявляющий воздушную тревогу. Министры спешно прячутся в бомбоубежище.
Скорее всего, Геббельс написал сценарий для собственного развлечения, чтобы дать выход мучившей его злобе. Разумеется, сценарий не был опубликован
[70].
Пропаганда англичан вызывала у него презрение. Он по-прежнему смотрел на джентльменов, пытавшихся соперничать с ним, как на «подмастерьев от пропаганды». «В Англии новость – у них появился министр информации. Нас бросает в дрожь от одной мысли, что придется иметь дело со столь грозным противником!» – насмешливо откликнулся на известие Геббельс.
И еще: «Если бы мы тайно отправили к ним целую пятую колонну, о которой так любят поговорить за границей, и то наши агенты не справились бы с работой лучше… Впрочем, на самом деле нет ничего смешного в том, что нам ежедневно приходится сталкиваться с такой вопиющей бездарностью». Позднее, в июне 1941 года, он сказал: «Можно придерживаться разных точек зрения на поведение английского народа и по-разному оценивать доблесть солдат Британской империи, но несомненно одно: они ни в коей мере не заслужили такой жалкой прессы, такого несуразного радиовещания и такой совершенно недейственной пропаганды».
Вместе с тем Геббельс с удивительной проницательностью понял, в чем суть трудностей, с которыми пришлось иметь дело английской пропаганде. «Британская политика в области информации и пропаганды оказалась в весьма затруднительном положении. С одной стороны, для немцев картину всего происходящего в Англии следует рисовать самыми радостными красками. С другой стороны, та же картина, предназначенная для Соединенных Штатов, должна выглядеть как нельзя более мрачно».
Сражение против Британии вступило в решающую фазу. День за днем самолеты люфтваффе устремлялись через Ла-Манш, чтобы поставить Англию на колени. Судя по заявлениям германского радио и прессы, битва завершилась победой, едва успев начаться.
Психологическая война против Британии заключалась в том, что англичанам без устали твердили: Гитлер въедет в Лондон не позже пятнадцатого августа. Потом эту знаменательную дату перенесли на пятнадцатое сентября. В тот день газета «Рейх» вышла с передовицей (написанной, кстати, не Геббельсом), в которой было сказано: «Как сообщают историки, великий Карфаген был превращен в пепелище за семнадцать дней. Сегодня уже девятый день, как Лондон полыхает огнем». В тот период немецкая печать пестрела заголовками вроде «Англия колеблется перед выбором: голод или капитуляция». Тайные инструкции министерства пропаганды обязывали все газеты заранее подготовить статьи с описанием торжественного въезда фюрера в Лондон. Не хватало только даты, которую следовало поставить в последнюю минуту.
Битва с Англией закончилась для Германии плачевно. Это было первое поражение и Германии, и, в некоторой степени, ее пропаганды. Лично Геббельс не мог нести ответственность за провал. Он прислушивался к самонадеянным заверениям военных, в том числе и Геринга. Потом он никогда не повторит свою ошибку. Он позволил своим людям громогласно предсказывать победу с указанием точных дат. Сравнение Лондона, горевшего уже девять дней, с Карфагеном, сожженным дотла за семнадцать, было поспешным и непродуманным. Оно предполагало, что Лондону отпущено не больше недели сроку…
15 сентября, когда события приняли неожиданный оборот и Герингу пришлось отказаться от попыток взять верх над Англией в воздухе, Геббельс «дрался в арьергарде» и провел операцию настолько блестящую, что ее можно было бы приравнять к победе немецкой пропаганды. С одной стороны, ущерб, нанесенный Англии бомбардировщиками люфтваффе, многократно преувеличивался, с другой, желая создать и закрепить в умах радиослушателей образ превращенного в кромешный ад Лондона, он пошел даже на то, что признал храбрость и стойкость британского народа. Он не обошел вниманием и сотрудников Би-би-си, то есть своих главных противников в эфире. «Дикторы обоих полов беседовали у микрофонов так мило и непринужденно, словно они знали о воздушных налетах только понаслышке. Думаю, он достойны нашего уважения».
Потери Германии – 158 самолетов только в один роковой день 15 сентября – никогда не признавались. Даже о самом поражении, как таковом, не было сказано ни слова по той простой причине, что и о войне с Британией до того нигде не говорилось. Германская пропаганда всего лишь сообщала, что несколько самолетов люфтваффе нанесли Англии беспрецедентный урон. Однако подразумевалось, что победа над англичанами будет одержана, как только фюрер сочтет необходимым подать сигнал.
Это заявление прозвучало в речи Геббельса в Вене 26 октября. Затем он повторил свое пророчество по Берлинскому радио и сказал, что в «окончательном поражении» Англии не может быть никаких сомнений. Наконец, он заверил приглашенных на пресс-конференцию иностранных корреспондентов в том, что «германская военная машина преодолеет Ла-Манш с такой же легкостью, с какой она сокрушила «линию Мажино».
Однако теперь он не связывал себя определенными датами. Он уже один раз обжегся и понял, насколько это опасно. Как он выразился в интервью о «методах ведения интеллектуальной войны»: «Вы должны быть совершенно уверены, что за вашими словами последуют соответствующие события. Лучшая политика – основывать любой лозунг исключительно на фактах».
12
Приближалось Рождество. Семейство Геббельс перебралось в новое жилище. Это был старинный особняк, перестройка которого обошлась в 2 425 000 марок. Он располагался недалеко от Бранденбургских ворот на Герман-Герингштрассе. За домом был сад, примыкавший к садам при министерствах, находившихся на Вильгельм– штрассе, и к саду рейхсканцелярии. От своего городского дома до министерства пропаганды Геббельс добирался в автомобиле за две минуты.
Особняк не отличался особыми размерами и скорее походил на большую виллу, во всяком случае, он не шел ни в какое сравнение с роскошными дворцами Геринга и Риббентропа. Оператор домашнего коммутатора, не называя ни имени владельца особняка, ни его звания, скромно отвечал на звонки: «Резиденция». Дом был меблирован со вкусом и основательностью, но без малейшего намека на претенциозность. Через парадный вход посетитель попадал в большую приемную. На первом этаже располагались несколько гостиных, столовая, кинозал и небольшой домашний театр со сценой для представлений. Второй этаж занимали спальня Геббельса, апартаменты Магды, семейная гостиная, детская игровая комната, музыкальная гостиная и кабинеты личных помощников министра. Для них и для остального обслуживающего персонала были отведены спальни на третьем этаже.
