Однако в критические периоды развития науки (в периоды смены теорий) или перед лицом критических проблем разграничение реальности и того, что мы представляем о ней, бывает полезным.
К таким критическим проблемам и относится психофизическая проблема.
Вернемся теперь к поставленным вопросам: (1) сторонами какого единого процесса является то, что называется физиологическим и психическим процессами? и (2) в каком смысле нужно понимать их лишь как стороны единого процесса?
На первый вопрос — вопрос о характере единого процесса — ответить очень трудно и, строго говоря, невозможно. Ведь для того чтобы описать какой-то процесс, нужно уже выбрать систему понятий, связанных и согласующихся между собой, т. е. уже выделить какой-то аспект или сторону процесса.
Но все же, чтобы хоть частично преодолеть эту трудность, примем возможно более общую и в то же время непривычную для человека точку зрения — точку зрения гипотетического «марсианина».
Предположим, что какой-то необычный космический житель смотрит в определенную точку пространства, где находится планета Земля, и обнаруживает там флуктуирующие тепловатые массы. Он обнаруживает, что эти массы (т. е. люди) существуют во времени и пространстве, что они имеют определенные границы, что они постоянно передвигаются, поддерживают постоянный обмен веществ со средой, взаимодействуют между собой и т. п.
Если бы марсианин спустился и подслушал, как называют весь этот процесс сами тепловатые массы, то он услышал бы слова вроде: «процесс жизнедеятельности», «процесс уравновешивания со средой», «борьба за реализацию потребного будущего» и т. д.
Но, вероятно, с его точки зрения, все эти слова были бы скудны и бедны для обозначения осуществляющегося процесса! Потому что, будучи необыкновенным существом, он имел бы необыкновенные «фильтры», через которые рассматривал бы этот процесс. И вот, взяв один фильтр, он обнаружил бы, что массы наполнены какими-то состояниями: гневом, радостью, ненавистью, восторгом — и что эти состояния распространяются на другие массы, заражают их, влияют на их функционирование. Взяв другой фильтр, он увидел бы совсем другое, например распределение информации: сгустки информации, каналы передачи информации и т. п. Он увидел бы, что плотность информации не соответствует плотности распределения самих масс, что информация скапливается и оседает в одних местах (например, в библиотеках), рождается в других (в головах ученых) и т. д. Через третий фильтр он увидел бы только биохимические процессы и больше ничего, а через четвертый — трансформацию метрических тензоров. И все это, повторяю, он увидел бы, наблюдая один и тот же процесс — существование в пространстве и времени сгустков высокоорганизованной материи. Что же, он мог бы назвать его процессом жизнедеятельности человека (или человечества), понимая, однако, необыкновенное богатство и разносторонность его.
Необходимо постараться принять точку зрения марсианина. И это не так уж трудно сделать, потому что в его «волшебных фильтрах» можно увидеть замечательную способность научного мышления выделять в одних и тех же объектах очень разные аспекты, стороны или отношения.
Образ марсианина просто помогает несколько раскрепостить наше мышление, избавиться от подстерегающего соблазна заключить мир в прокрустово ложе обыденных представлений. Он помогает осознать, что в процессе, который нас интересует, имеется гораздо больше сторон, чем это диктует хотя бы та же психофизическая проблема.
Дело обстоит не так, что существует мозговой физиологический процесс и в качестве его отсвета, или эпифеномена, психический процесс. И мозговые, и психические «процессы» (процессы в кавычках, ибо они не имеют самостоятельного существования) — это лишь две разные стороны из многих сторон, выделяемых нами, обобщенно говоря, в процессе жизнедеятельности.
«Фильтры», с помощью которых выделяются эти стороны, — это прежде всего методы познания: физиологическая сторона выявляется, например, методом погружения электродов в мозговое вещество, методами биохимии и т. д., психологическая сторона (пусть пока речь идет о сознательных процессах) — непосредственной констатацией внутреннего опыта, явлений сознания.
Итак, мы составили несколько более полное представление о том, что физиологические и психические процессы в действительности есть просто разные стороны одного и того же процесса. Главная опасность, которой следует избегать, — это онтологизация указанных сторон.
Теперь вернемся к основному вопросу: как же соотносятся физиологические и психические процессы? Из сказанного должно быть ясно, что названные процессы не могут ни взаимодействовать, ни прямо соотноситься друг с другом.
Так, например, не может взаимодействовать красота человеческого тела с подробностями устройства и функционирования его внутренних органов. То, что выделяет скульптор и физиолог, — это разные стороны одного объекта, человеческого тела, которые обнаруживаются благодаря разным точкам зрения на него.
Воспользуемся другим примером, заимствованным у Э. Титченера.
Он сравнивает то, что «видит» физиология мозга, и то, что открывается сознанию, с разными видами на один и тот же город — с запада и с востока. Очевидно, что вид города с запада не может взаимодействовать с видом города с востока. Первый не может быть также и причиной второго. Но если из-за общих условий изменится один, то изменится и другой. Например, вид города с запада при солнечном свете и при луне будет разным, город будет выглядеть различно при солнце и при луне также и со стороны востока.
Подставим в эту последнюю часть сравнения какой-нибудь пример. Предположим, картина города с запада при лунном свете — это течение мозговых процессов в нормальном состоянии, а вид с той же западной стороны при солнце — это течение мозговых процессов после принятия какого-нибудь возбуждающего средства, например кофеина. Тогда нормальное состояние психики можно сравнить с восточным видом города при луне, а состояние повышенного возбуждения психики — с видом с востока при солнечном освещении. На этом примере хорошо видно, как видимые случаи «взаимодействия души» и тела могут быть проинтерпретированы совершенно иначе — просто как два разных проявления одной общей причины, стоит только принять меры против онтологизации разных сторон одного процесса.
Итак, психофизическая проблема решается или, лучше сказать, снимается по крайней мере в той части, которая относится к вопросу о соотношении физиологических и психических процессов.
Вариант монистического параллелизма в решении этой проблемы очень часто связывается с другим ходом мысли, а именно с утверждением, что любой психический процесс может быть описан с физиологической стороны, и не только описан, но и объяснен! Надо сказать, что этого мнения (а иногда и убеждения) придерживаются многие физиологи и в наши дни.
Несколько лет тому назад в одной дискуссии на факультете психологии выступили два профессора. Один из них очень эмоционально говорил о том, что психология имеет свой предмет и должна искать свои законы. Другой профессор запальчиво возражал примерно так: «Что бы здесь ни говорили, а наука о мозге будет отвоевывать у психологии все большие и большие области. И этот процесс никто не остановит!»
