Один дневальный дежурил по кухне. Ему приходилось быть расторопным, ибо при приготовлении в одиночку шестидесяти девяти порций в течение дня забот ему хватало. Несмотря на начавшиеся в последующие недели напряженные бои, каждый не забывал стирать свое нижнее белье в приспособленных для этой цели бочках. Пусть мы жили в дыре, но никто не хотел ходить грязным.
Поблизости от стоящих в ряд бочек был отрыт грубый блиндаж, где мы укрывались во время налетов. При внезапном появлении вражеских бомбардировщиков, летевших низко над деревьями, блиндаж в считаные секунды заполнялся людьми, спешившими сюда из казармы, бани или уборной.
Мы были расквартированы в 500 ярдах к востоку от аэродрома и обычно шли пешком или бежали к своим стоявшим на взлетно-посадочной полосе самолетам. Роскошь передвижения на машине была доступна нам, если поступал приказ о вылете по тревоге. Тогда за нами приезжал разбитый «форд».
В 500 ярдах к северо-востоку от аэродрома находилась казарма офицеров. Их жилище было точно таким же, как наше. Единственным преимуществом для них являлось то, что их было всего десять, и в два раза меньшее количество людей могло пользоваться точно такими же, как у нас, удобствами. Командир базы, его заместитель и адъютант теснились в небольшой хижине рядом с офицерской казармой.
За четыре прошедших после прибытия месяца наш ежедневный распорядок оставался почти неизменным. В 2.30 утра объявляли подъем авиатехникам, которые отправлялись готовить наши истребители. Через час дневальные будили летчиков.
Завтракали мы или в казарме, или, в редких случаях, рядом с командным пунктом. Меню было однообразным и почти неизменным. На завтрак мы получали чашку риса, суп из соевой пасты с сушеными овощами и соленья. В первый месяц в целях экономии продуктов рис смешивали с отвратительным на вкус ячменем. Но после четырех недель непрерывных боев ячмень был исключен из нашего рациона. Наше питание в Лаэ было на редкость плохим.
После завтрака шесть летчиков оставались ждать у своих самолетов, их истребители с прогретыми двигателями были готовы к взлету. Их могли поднять по тревоге на перехват, они находились в самом конце взлетной полосы в полной боевой готовности. В Лаэ мы никогда не выполняли заданий по поиску самолетов противника, а о радарах тогда никто и не слышал. Но шесть истребителей в считаные секунды могли поднятья в воздух.
Летчики, не несущие боевого дежурства, находились рядом с командным пунктом в ожидании приказов. За неимением иных, кроме тактики воздушного боя, тем для обсуждения мы коротали время за игрой в шахматы и шашки.
В восемь утра звено Зеро поднималось в воздух для патрулирования. Вылазка истребителей в занятый противником район проходила по кратчайшему маршруту. Если ставилась задача по сопровождению бомбардировщиков, мы летели на юго-восток вдоль побережья Папуа и присоединялись к бомбардировщикам в нашем обычном месте сбора над Буной.
Днем мы обычно возвращались в Лаэ обедать. Возвращаться ради этого вряд ли стоило. Набор блюд был неизменным, и точно такая же пища ждала нас за ужином. Обед состоял из чашки вареного риса и рыбных или мясных консервов. Офицеры питались ненамного лучше. Их рацион был таким же, но пять выделенных в их распоряжение ординарцев изо всех сил старались «маскировать» приготовленную пищу под «различные» блюда.
Помимо регулярного трехразового питания все летчики получали фруктовые соки и различные кондитерские изделия для восполнения недостатка витаминов и калорий.
Вечером, около пяти часов, все летчики собирались на ежедневную зарядку и выполняли обязательный комплекс физических упражнений, призванных помочь сохранить подвижность и быстроту реакции. После тренировки все, кроме находящихся на боевом дежурстве, возвращались в казарму, где ужинали и мылись, а затем проводили два-три часа за чтением или писали письма домой. В восемь или девять часов вечера мы уже ложились спать.
Свой досуг мы организовывали как умели. Летчики частенько брали в руки гитары, аккордеоны или губные гармошки и все вместе исполняли народные песни.
На базе в Рабауле многие местные жители нанимались на подсобную работу, но здесь, в Лаэ, среди подсобных рабочих местных жителей не было. Ближайшая деревня находилась в двух милях от базы, и ни принуждения, ни уговоры не могли заставить ее обитателей рисковать жизнью во время происходивших почти ежедневно налетов. Рев самолетов, пулеметные очереди и оглушительные разрывы бомб вселяли в них животный страх.
Вот такой была авиабаза в Лаэ. Отвратительная еда, строгий и неизменный распорядок дня. Сюда даже письма не доходили, а уж о развлечениях вообще никто не помышлял. Женщины? В Лаэ каждый задавал вопрос: «А кто это такие?»
И тем не менее, наш моральный дух был высок. Разумеется, нам недоставало удобств и даже кое-каких предметов первой необходимости, но причин жаловаться у нас не было. Мы оказались здесь не для удовлетворения своих насущных потребностей, а с тем, чтобы сражаться. И мы хотели сражаться, а иначе зачем было вообще становиться летчиками-истребителями? На Бали, где мы находились в райских условиях, летчики постоянно ворчали. Там мы оставались на земле, отсутствие возможности летать стало худшим из наказаний для нашей эскадрильи.
Не следует забывать, что находившиеся в Лаэ летчики отличались от своих коллег на других авиабазах. Каждый из нас прошел тщательный отбор среди личного состава наших военно-воздушных сил. Наши офицеры собрали здесь тех, чьим единственным желанием было нажимать на гашетку, «вцепившись» в хвост вражескому истребителю.
11 апреля я вновь принял участие в бою. Это стало триумфальным возвращением, ибо в этот день я впервые сделал так называемый «дуплет». Я сгорал от нетерпения в предвкушении боя после почти двухмесячного вынужденного безделья. Накануне, 10 апреля, по графику у меня не было полетов, и я был вынужден остаться на земле, пока другие летчики наслаждались «охотой». Шесть наших истребителей, сопровождавших семь бомбардировщиков в Порт-Морсби, сбили два вражеских бомбардировщика, пытавшихся покинуть аэродром противника, а третий был занесен в число «вероятно сбитых». Позже в тот же день три дежурных Зеро, поднятые по тревоге на перехват нескольких бомбардировщиков противника над Саламоа, сбили один самолет и еще несколько повредили.
11-го числа перед нами была поставлена задача совершить ознакомительный полет. Я и восемь недавно прибывших в Лаэ летчиков поднялись в воздух и, разбившись на тройки, взяли курс на Порт-Морсби. Пролетая вдоль побережья, мы набирали высоту. Погода была отличной, белый песок пляжа был похож на груды муки, разбросанной вдоль побережья острова. Вскоре перед нами замаячила горная гряда Оуэн-Стэнли, возвышающаяся на 15 000 футов над уровнем океана. Несмотря на значительную высоту, снег отсутствовал на вершинах гор, а их склоны были покрыты густой растительностью.
На высоте 16 500 футов мы прошли над горной грядой. И тут же оказались в другом мире: тут находился враг. Я не заметил ни одного судна на безбрежной водной глади Кораллового моря. Спускавшиеся к южному побережью склоны находившихся перед нами гор были более пологими, чем те, рядом с которыми располагался наш аэродром. В остальном все было точно так же.
