Через мгновение я повис у него на хвосте. Бомбардировщик сделал несколько рывков вверх и вниз, а затем неожиданно нырнул в облако. Я последовал за ним. Несколько секунд я видел перед собой лишь белую пелену, но вскоре мы вырвались наружу. Я быстро сблизился с самолетом и открыл огонь. Находящийся в задней части кабины стрелок вскинул руки и рухнул рядом со своим пулеметом. Легким движением я потянул на себя ручку управления, и мои снаряды полетели в двигатель. Бомбардировщик несколько раз перевернулся влево и вошел в пике. Ёнэкава заметил, как пилот выбросился с парашютом. Это была моя шестидесятая победа.
Вернувшись на высоту 13 000 футов, мы искали, но так и не обнаружили остальных самолетов нашей эскадрильи. Спустя несколько минут я заметил в нескольких милях впереди над Гуадалканалом скопление самолетов. Подав сигнал другим истребителям, я прибавил газу. Вскоре я смог различить восемь самолетов, летящих двумя звеньями. Противник! Наши самолеты не разбивались на звенья в полете. Значительно опередив своих товарищей, я продолжал сближаться с самолетами противника. Я решил взять на себя находящееся справа звено, а остальные оставить следовавшей за мной тройке Зеро. Самолеты противника сомкнули строй. Отлично! Мне показалось, что это истребители «уайлдкэт», и их сомкнутый строй свидетельствовал о том, что они меня не заметили.
Стоит им сохранить такую позицию, я смогу внезапно атаковать их, сделав заход сзади и снизу. Всего несколько секунд… и я смогу при первом заходе нанести удар сразу по двум самолетам. Я старался подобраться как можно ближе. Расстояние сократилось до 200 ярдов, затем до 100… вот уже 70… 60…
Я попал в ловушку. Самолеты противника оказались не истребителями, а бомбардировщиками. Это были торпедоносцы модели «Эвенджер», которых я никогда раньше не видел. Сзади они выглядели точно так же, как истребители, но теперь стали заметны их более крупные размеры, а также находящаяся наверху пулеметная турель и еще пулемет 50-го калибра, расположенный под фюзеляжем.
Неудивительно, что они сомкнули строй. Они ждали меня, и теперь на меня было направлено восемь пулеметов справа и такое же количество слева. Я летел на предельной скорости и не мог сразу замедлить свой полет.
Теперь пути назад не было. Если бы я повернул или стал выполнять петлю, стрелки противника без труда попали бы в меня. Шансов уклониться от их огня не было. Оставалось сделать только одно: продолжать сближаться и вести огонь всем своим вооружением. Я нажал на гашетку. В ту же секунду все находящиеся в строю «эвенджеры» тоже открыли огонь. Треск пулеметных очередей и грохот пушек заглушил все вокруг. Самолеты противника находились всего в 20 ярдах передо мной, когда языки пламени вырвались наружу из двух бомбардировщиков. Больше я ничего не видел. От сильного взрыва меня подбросило. Казалось, ножи с силой вонзились мне в уши. Последовала яркая вспышка, и я ослеп.
Три следовавших за мной пилота доложили нашему командиру, что видели, как оба вражеских бомбардировщика падали вниз вместе с моим самолетом. Оба они горели, поэтому заслуга их уничтожения была приписана мне. Но в официальных американских отчетах о том сражении отрицалась потеря самолетов «TBF Эвенджер», действовавших с трех авианосцев, находившихся к юго-западу от Гуадалканала. Возможно, самолетам противника удалось добраться до своих кораблей. Пока я находился без сознания в кабине, а мой самолет падал, три других Зеро следовали за мной вниз. Они прекратили сопровождать меня, когда мой самолет исчез в густой облачности низко над землей.
Я пришел в себя через несколько секунд. Сильные порывы холодного ветра, проникающие в кабину сквозь разбитое стекло, привели меня в чувство. Но я все еще не владел собой. Все вокруг приобрело размытые очертания. Время от времени я снова проваливался в темноту. Это происходило каждый раз, когда я пытался сесть прямо. Запрокинутая назад голова упиралась в подголовник. Я силился хоть что-то рассмотреть, но все плыло у меня перед глазами. Кабина, похоже, была открыта, резкие порывы ветра, врываясь внутрь, возвращали меня в полубессознательное состояние. Ветер бил в лицо, мои очки были разбиты вдребезги.
Ничего кроме… приятной, приносившей облегчение сонливости я не ощущал. Я пытался заставить себя понять, что меня ранили и я умираю, но страха не испытывал. Если смерть столь безболезненна, то волноваться не о чем.
Я находился в мире грез. Мозг отказывался работать. Рой видений возникал в моем затуманенном сознании. Совершенно отчетливо я увидел лицо матери. Она кричала: «Позор! Позор! Просыпайся, Сабуро, просыпайся! Ты ведешь себя как изнеженная барышня. Ты же не трус! Просыпайся!»
Постепенно до меня дошло, что происходит. Зеро камнем падал к земле. Я заставил себя открыть глаза и увидел, что все вокруг окрашено в ярко-красный цвет. Мне показалось, что самолет горит. Но запаха дыма я не чувствовал. Я все еще находился в полубессознательном состоянии.
Я несколько раз моргнул глазами. Что происходит? Все вокруг было красным. Ничего не видя, я попытался нащупать ручку управления. Вот она! Все еще не в состоянии ничего рассмотреть, я плавно потянул ручку на себя. Самолет, прекратив свое отвесное падение, начал менять траекторию полета. Я почувствовал, как меня вдавило в кресло, когда, выйдя из пике, мой Зеро возобновил полет в горизонтальном положении. Ветер стих, его резкие порывы больше не били с силой мне в лицо. Страшная мысль вдруг пришла мне в голову. Я, должно быть, ослеп! Мне не суждено добраться до Рабаула.
Я действовал машинально. Я попытался вытянуть левую руку, чтобы нащупать ручку газа и увеличить мощность двигателя. Я напрягал каждый мускул, но рука отказывалась повиноваться. Все впустую! В отчаянии я попытался сжать пальцы.
Я ничего не чувствовал. Рука онемела. Я пошевелил ногами, пытаясь нащупать педаль руля поворота. Двигалась только правая нога, которой мне все-таки удалось надавить на педаль, и самолет скользнул на крыло. Левая нога онемела. Стиснув зубы, я напряг мышцы. Я ничего не чувствовал.
Всю левую сторону моего тела, похоже, парализовало. Несколько минут я пытался пошевелить левой рукой и левой ногой. Мне это не удавалось. Но я по-прежнему не чувствовал боли. Я ничего не понимал. В меня попали. Я получил тяжелое ранение. Но я ничего не чувствовал. Сейчас меня бы обрадовала боль в руке и ноге. Лишь бы знать, что они остались целы.
Щеки у меня стали влажными, по ним текли слезы. Я плакал, и это помогло, как это помогло! Онемение начало проходить. Слезы стали смывать кровь, заливавшую глаза.
Я по-прежнему ничего не слышал. Но зато теперь я снова мог видеть! Очень слабо, но красный цвет начал бледнеть. Проникающие в кабину лучи солнца позволили мне рассмотреть очертания кабины. Я смутно различил приборную панель, я видел круги приборов, но не мог разобрать их показания. Повернув голову, я попытался рассмотреть, что происходит за бортом самолета. Огромные темные тени с невероятной скоростью проносились мимо крыльев.
По-видимому, это корабли противника. Выходит, я нахожусь всего в 300 футах над водой. И тут я различил какой-то звук. Сначала послышался гул двигателя, а затем громкие щелчки. Корабли обстреливают меня! Зеро зашатало от разрывов зенитных снарядов. Странно, но я ничего не стал делать. Я сидел в кабине, даже не пытаясь увести самолет из-под обстрела. Вскоре разрывы стихли. Я больше не видел темных очертаний кораблей на воде. Я оказался вне пределов досягаемости их огня. Прошло несколько минут. Я по-прежнему ничего не предпринимал, пытаясь заставить себя думать.
