Но по пути в штаб фронта во Вронского сзади, будто бы случайно, выстрелил офицер из группы сопровождения. С тяжелым ранением в голову его отвезли умирать в военный госпиталь. По счастью, в тот, где оперировал великий хирург Бурденко.
Увидев в списках безнадежных знакомое имя (дело в том, что в свое время Николай Нилович близко знал старшего Вронского), Бурденко потребовал немедленно готовить Сергея к операции. И случилось чудо – безнадежный выжил. Однако травма была очень серьезной – пришлось восстанавливать навыки речи, учиться ходить. В 1943-м Вронского демобилизовали с инвалидностью первой группы и отправили в глубокий тыл.
В 1944-м Виллис Лацис, будущий премьер-министр Советской Латвии, случайно встретил бедствовавшего друга детства в Уфе. Похлопотал о нем. Сергея Алексеевича направили в освобожденную от немцев балтийскую республику инспектором гражданской авиации. В 1945-м его назначили директором средней школы в Юрмале. А в 1946-м по доносу арестовали, осудили на 25 лет трудовых лагерей и отправили в Мордовию, в Потьминские лагеря.
– Лагерному начальству я казался полубогом, – рассказывал Вронский. – Они подчинялись мне безоговорочно, боясь за свое здоровье, а я лечил их гипнозом и психотерапией.
И вот тогда он решил использовать эту удачно сложившуюся ситуацию и применить приобретенные в «Заведении № 25» навыки: он успешно симулировал последнюю стадию неизлечимого онкологического заболевания – и тюремный врач поспособствовал тому, чтобы заключенного, отсидевшего лишь пятую часть срока, «отпустили умирать на свободу».
[52]
Непонятно, зачем для поездки в Прибалтику, которая в тот момент была оккупирована Вермахтом, нужно было оформлять дипломатический паспорт.
По поводу сеанса массового гипноза – тоже звучит очень сомнительно. Это ведь не концертный зал, где все зрители находятся в одном месте, а военный аэродром. Разумеется, теоретически можно допустить, что Вронский был талантливым гипнотизером, вот только почему-то он этот навык больше нигде не применял.
Вытащить пилота из кабины немецкого горящего самолета – это из области фантастики! Во-первых, если кабина находящегося на земле самолета охвачена пламенем, то летчик сможет вылезти сам или сгореть. Никто его спасать не будет. Ведь для красноармейцев это враг!
Поведение сотрудников советской военной контрразведки – звучит так же фантастично. Сначала поставить немецкого перебежчика к операционному столу, а потом пристрелить его при попытке к «бегству» – это бред. Не могло быть такого в реальной жизни!
И в очередной раз временная нестыковка. В 1942 году Николай Бурденко уже не оперировал в полевых госпиталях! В конце сентября 1941 года у него произошел инсульт, после которого он два месяца пролежал в госпитале, а потом был эвакуирован в Куйбышев. Оттуда его перевели в Омск. С апреля по ноябрь 1942 года он вернулся из эвакуации в Москву, где занимался научной работой. Затем участвовал в работе Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков. Другой важный момент – во время войны никакой хирург перед началом операций не будет просматривать списки больных. Да такого документа просто не могло быть по определению. Как работал полевой госпиталь во фронтовой зоне. Санитары приносили тяжелораненых – тех, кто был не транспортабелен, остальные приходили сами. Затем хирург проводил первичный осмотр и определял тех, кого в первую очередь на операционный стол, а кто может подождать пару часов. Зачастую фамилию больного врачи узнавали лишь после окончания операции, только когда нужно было оформлять необходимые документы.
С Виллисом Лацисом тоже неувязка. «Друг детства» еще до рождения Сергея Вронского оказался с родителями в Сибири (родился в 1904 году) и до тридцатых годов жил в этом регионе. Так что с Сергеем Вронским они физически не могли быть знакомы.
Мы не будем анализировать его послевоенную жизнь астролога. Понятно, что она такая же фантастичная, как и довоенная. Отметим лишь, что с февраля 1963 по январь 1992 года он жил в Москве, затем вернулся в Ригу, где и умер 10 января 1998 года.
История взаимоотношений Иосифа Сталина и уже упоминавшегося выше Вольфа Мессинга более правдоподобна. Вот, например, что часто рассказывал последний:
«Мы гастролировали по всей Белоруссии. И однажды, когда я работал на одной из клубных сцен Гомеля, ко мне подошли два человека в форменных фуражках. Прервав опыт, они извинились перед залом и увели меня. Посадили в автомобиль. Я чувствовал, что ничего злого по отношению ко мне они не замышляют. Говорю: – В гостинице за номер заплатить надо… – Смеются: – Не волнуйтесь, заплатят. – Чемоданчик мой прихватить бы. – И чемоданчик никуда не денется. – Действительно, с чемоданом я встретился в первую же ночь, проведенную не в дороге. И счета мне администрация не прислала – видно, кто-то заплатил за меня. Приехали – куда, не знаю. Позже выяснилось, что это гостиница. И оставили одного. Через некоторое время снова повезли куда-то. И опять незнакомая комната. Входит какой-то человек с усами. Здоровается. Я его узнал сразу. Отвечаю: – Здравствуйте. А я вас на руках носил. – Как это на руках? – удивился Сталин. – Первого мая… На демонстрации. – Разговор шел пестрый. Сталина интересовало положение в Польше, мои встречи с Пилсудским и другими руководителями Речи Посполитой. Индуктором моим он не был. После довольно продолжительного разговора, отпуская меня, Сталин сказал: – Ох и хитрец вы, Мессинг. – Это не я хитрец, – ответил я. – Вот вы так действительно хитрец! – Калинин незаметно потянул меня за рукав».
Со Сталиным Мессинг встречался и позже. Вероятно, именно по поручению вождя были всесторонне проверены способности Мессинга. Было, например, такое задание: получить 100 тысяч рублей в Госбанке по чистой бумажке. Опыт этот чуть не закончился трагически. «Я подошел к кассиру, – вспоминает Мессинг, – сунул ему вырванный из школьной тетради листок. Раскрыл чемодан, поставил у окошечка на барьер. Пожилой кассир посмотрел на бумажку. Раскрыл кассу. Отсчитал 100000… Закрыв чемодан, я отошел к середине зала. Подошли свидетели, которые должны были подписать акт о проведенном опыте. Когда эта формальность была закончена, с тем же чемоданчиком я вернулся к кассиру. Он взглянул на меня, перевел взгляд на чистый тетрадный листок, насаженный им на гвоздик с погашенными чеками, на чемодан, из которого я начал вынимать тугие нераспечатанные пачки денег. Затем неожиданно откинулся на спинку стула и захрипел. Инфаркт! К счастью, он летом выздоровел». Кстати, современные исследователи объясняют феномен Мессинга комбинацией из уникальнейших гипнотических способностей и высокой чувствительности к идеомоторике окружающих людей… И это все, что на сегодняшний день известно об оккультных увлечениях Сталина! При всем энтузиазме исследователей обнаружить что-нибудь по-настоящему существенное им не удается. Наоборот, вырисовывается картина медленного (но верного) вытеснения эзотериков со всех постов с их последующим физическим уничтожением».
[53]
