Несмотря на принятое решение, проведение заседания Совета обороны по этим двум проблемам, с двумя докладами по 30 минут, переносилось полгода — до мая 1997 года. И до мая 1997 года все наши попытки — моя, начальника Генерального штаба — обострить чувство ответственности Президента, Председателя Правительства, министров, которые непосредственно имели отношение к этим двум проблемам, не увенчались успехом. Мы варились в собственном соку, не имея никакой поддержки и помощи.
Вот что происходило у нас накануне майского Совета обороны 1997 года. Наконец-то Президент принял решение: Совет обороны провести. Как можно заниматься реформированием, не имея ни концепции военной реформы, ни концепции реформирования Вооруженных Сил, исходя из этого — не имея программ, исходя из этого — не имея планов на год, на ближайшее время? А ведь вся полнота власти — у Президента. У нас с Генеральным штабом были какие-то задумки, конкретные мероприятия, но без утверждения Президентом мы ничего не могли сделать. Мне даже было категорически запрещено заниматься кадровой перестановкой.
Мы тщательно готовились к этому Совету обороны. До Совета обороны мне пришлось 23 февраля, используя День защитника Отечества, встречи с ветеранами, обратиться к общественности по вопросу о состоянии дел в Вооруженных Силах (это было в ЦДРА — Центральном доме Российской Армии), что было воспринято Президентом очень болезненно, потому что Президент хотел, чтобы руководство Министерства обороны тоже пело песни об успешном претворении в жизнь несуществующих реформ — военной и Вооруженных Сил, а положение дел было не лучше, а с каждым месяцем все хуже.
Мы с начальником Генерального штаба тщательно подготовились к Совету: я позвонил Президенту, попросил его провести Совет обороны в Генеральном штабе, чтобы мы могли вывесить карты, схемы, таблицы и чтобы утечка информации была минимальной. Но должен вам сказать, что наши доклады месяца за три потребовали к себе и канцелярия Черномырдина, и канцелярия Президента. И затем, когда мы стали искать их, так доклад, который был у Черномырдина, найти не смогли. А это доклад «за двумя нулями», особой важности, потому что там была оценка истинного состояния каждого вида Вооруженных Сил — Ракетных войск, всей нашей стратегической триады: Сухопутных войск, Военно-морского флота, Военно-воздушных сил — всех видов Вооруженных Сил, их состояния, причин такого состояния и наши конкретные предложения о том, что делать и как выходить из этого положения. Мне кажется, что эти доклады были хорошо изучены, в том числе и за пределами Кремля и нашего Белого Дома. В понедельник, накануне Совета обороны, мне звонит Президент и по- отечески говорит: «Игорь Николаевич, мы все-таки Совет обороны должны провести. Меня тут некоторые пытаются опять убедить перенести его или же проводить в Кремле. Я сказал им: нет, будем проводить в Министерстве обороны, как мы договорились с министром. Я чувствую, они у нас хорошо подготовились. Хватит, уже полгода переносим, реформа стоит на месте, потому что у нас нет ни одного документа. Полно желания, полно трезвых мыслей, конкретных мер, но нет документа, который разрешал бы нам что-либо делать, как и в других министерствах, которые имеют отношение к обороне. Так что будем проводить у вас, готовьтесь, поставим точку и приступим наконец-то к конкретной работе». Я поблагодарил его: «Борис Николаевич, спасибо за поддержку».
На следующий день позвонил Юмашев: «Игорь Николаевич, я вернулся от Президента. Мы еще раз рассмотрели регламент, и Вам — 30 минут на доклад по Вашему вопросу, начальнику Генерального штаба — 30 минут, и у Президента остается полтора-два часа на дискуссию и на все остальное». — «Хорошо».
В четверг Президент приезжает в Генеральный штаб. Я чувствую уже по внешнему виду, что он совершенно другой, чем был в понедельник. Поднялись мы ко мне в кабинет, кабинет министра обороны. Он спросил: «Где тут телефоны, какие?» Я его спросил: «Борис Николаевич, регламент остается без изменений?» Он так холодно ответил: «Да. Идите, я сейчас приду». И началось его выступление (вы все это видели, были приглашены средства массовой информации), его вступительное слово с обвинением Министерства обороны в том, что мы тут ничего не делаем, вырастили целую плеяду жирных генералов, которые обросли дачами, и так далее, и так далее. Потом выпроводил представителей СМИ и говорит: «Так как то время, что я планировал, у меня уже закончилось, 30 минут для доклада министра обороны у меня нет, я даю Вам 15 минут».
У меня было выверено каждое слово, каждый знак препинания, потому что тема реформирования всей системы государства — это исключительно объемная и ответственная тема. Это не структурные изменения в Вооруженных Силах, которые сейчас происходят, это прежде всего мобилизационная проблема. Вся суть не в том, какую мы будем иметь армию. Мы, может быть, будем иметь одну парадную роту, и этого хватит. Но если наш потенциальный противник будет знать, что у нас высокая степень мобилизационной готовности страны, экономики, созданы резервы, запасы — людские, вооружения, техники, продовольствия, обмундирования, медицины, — этого уже достаточно. Но именно по проблеме мобилизационной готовности за эти годы перестройки и до сегодняшнего дня наносился основной удар, ее нет.
Вопросы экономики, состояния военно-промышленного комплекса, непосредственно вопросы Вооруженных Сил — все это входило в мой доклад. А дальше начальник Генерального штаба должен был выступать с предложением, какие же мы хотим иметь виды, рода войск по количественному составу, говорить о проблеме сокращения и так далее. Я говорю: «Борис Николаевич, во-первых, так, как начался Совет обороны, он своей цели не достигнет. Мы с Вами в понедельник договаривались не об этом». — «Вы много говорите, вы уже проговорили 5 минут, Вам осталось 10». Ну, я и сказал: «Я отказываюсь выступать. За 10 минут ничего путного я сказать не могу, а выглядеть смешным тоже не хочу». — «Садитесь. У меня есть предложение снять, отправить в отставку. Кто против?» Все члены Совета опустили глаза.
А накануне я кое-кому позвонил, зная, что может быть торпедирование, и попросил поддержки: может быть любое решение, но чтобы доклады прозвучали. Потому что доклад был не для Президента, а для Совета обороны — и мой, и начальника Генштаба. И вот кому-то было очень необходимо, чтобы Совет обороны или перенесли, или же на нем не прозвучали доклады. А если они и прозвучали бы, то в том виде, как предложил Президент, — 10 минут вместо 30, — когда докладчик уже вышел на трибуну. Вот так решаются у нас государственные вопросы. И притом сделать посмешище из Министерства обороны, из министра.
Со мной закончили. Начальник Генерального штаба (Самсонов Виктор Николаевич) встает и говорит: «Борис Николаевич, мой доклад — логическое продолжение доклада Родионова, министра обороны. Без его доклада мой доклад ничего не представляет». — «Вы что, тоже отказываетесь?» — «Да». — «Снять. Кто за, кто против?» Все промолчали. «Единогласно». И там же был назначен новый министр, генерал Сергеев.
Заканчивая выступление, я хотел бы подвести итог. За время своей длительной службы в Вооруженных Силах я пришел к выводу, что в нашей государственной системе — ив той, бывшей, и в новой — далеко не все лидеры нашей партии, нашего государства относились к обороне и к армии так, как они должны относиться, занимая государственный пост — или Генерального секретаря, или руководителя Правительства. А Ельцин — это человек, который многие вопросы строительства обороны страны не понимает и, насколько я пришел к выводу, понимать не хочет и как Верховный Главнокомандующий совершенно не занимается этими проблемами. Доказывать и подтверждать это просто излишне. Если здесь будут искренен мой предшественник Грачев и пришедший после меня Сергеев, то они должны будут это подтвердить. Но я пришел к выводу, что основная причина развала Вооруженных Сил, оборонного состояния страны заключается в нежелании, в том числе нежелании Президента, заниматься этими проблемами и в его самоустранении от их решения. Он хочет за все радеть и ни за что не отвечать — как и по многим другим вопросам, чем он должен заниматься как Президент…».
