Рассказ мисс Пресбери, судя по всему, глубоко удивил Холмса.
— Вы говорите, милая барышня, что ваша комната на третьем этаже. Есть в саду большая лестница?
— Нет, мистер Холмс, то-то и странно. До окна никак не достать, и тем не менее он все-таки забрался туда.
— И было это пятого сентября, — сказал Холмс. — Это, бесспорно, усложняет дело.
Теперь настала очередь мисс Пресбери сделать удивленное лицо.
— Вы уже второй раз заговариваете о датах, мистер Холмс, — заметил Беннет. — Неужели это существенно в данном случае?
— Возможно, и даже очень. Впрочем, пока что я не располагаю достаточно полным материалом.
— Уж не связываете ли вы приступы помрачения рассудка с фазами луны?
— Нет, уверяю вас. Моя мысль работает в совершенно ином направлении. Вы не могли бы оставить мне вашу записную книжку? Я бы сверил числа. Ну, Уотсон, по-моему, наш с вами план действия предельно ясен. Эта юная дама сообщила нам — а на ее чутье я полагаюсь безусловно, — что ее отец почти не помнит того, что происходит с ним в определенные дни. Вот мы и нанесем ему визит под тем предлогом, что якобы в один из таких дней условились с ним о встрече. Он припишет это своей забывчивости. Ну, а мы, открывая нашу кампанию, сможем для начала хорошенько рассмотреть его на короткой дистанции.
— Превосходная мысль! — сказал мистер Беннет. — Только должен предупредить вас, что профессор бывает по временам вспыльчив и буен.
Холмс улыбнулся.
— И все же есть причины — притом, если мои предположения верны, причины очень веские, — чтобы мы поехали к нему тотчас же. Завтра, мистер Беннет, мы, безусловно, будем в Кэмфорде. В гостинице «Шахматная Доска», если мне память не изменяет, очень недурен портвейн, а постельное белье выше всяких похвал. Право же, Уотсон, наша судьба на ближайшие несколько дней складывается куда как завидно.
В понедельник утром мы уже сидели в поезде — направляясь в знаменитый университетский городок. Холмсу, вольной птице, ничего не стоило сняться с места, мне же потребовалось лихорадочно менять свои планы, так как моя практика в то время была весьма порядочна. О деле Холмс заговорил лишь после того, как мы оставили чемоданы в той самой старинной гостинице, которую он похвалил накануне.
— Я думаю, Уотсон, мы застанем профессора дома. В одиннадцать у него лекция, а в перерыве он, конечно, завтракает.
— Но как мы объясним наш визит?
Холмс заглянул в свою записную книжечку.
— Один из приступов беспокойного состояния приходится на 26 августа. Будем исходить из того, что в такие дни он не вполне ясно представляет себе, что делает. Если мы твердо скажем, что договорились о приезде заранее, думаю, он едва ли отважится это отрицать. Хватит ли только у вас духу на такое нахальство?
— Риск — благородное дело.
— Браво, Уотсон! Не то стишок для самых маленьких, не то поэма Лонгфелло. Девиз фирмы: «Риск — благородное дело». Какой-нибудь дружественный туземец наверняка покажет нам дорогу.
И действительно, вскоре один из них, восседая на козлах щегольского кэба, уже мчал нас мимо старинных университетских зданий и, наконец, свернув в аллею, остановился у подъезда прелестного особняка, окруженного газонами и увитого пурпурной глицинией. Все говорило о том, что профессор Пресбери живет в полном комфорте и, даже более того, в роскоши. В тот самый миг, как мы подъехали к дому, в одном окне появилась чья-то седая голова и глаза в больших роговых очках устремили на нас пронзительный взгляд из-под косматых бровей. Еще минута, и мы очутились в святая святых — в кабинете, а перед нами собственной персоной стоял таинственный ученый, чьи странные выходки привели нас сюда из Лондона. Впрочем, ни его внешний вид, ни манера держаться не выдавали и тени эксцентричности: это был представительный мужчина в сюртуке, высокий, важный, с крупными чертами лица и полной достоинства осанкой, отличающей опытного лектора. Замечательнее всего были его глаза: зоркие, острые и умные, дьявольски умные.
Он взглянул на наши визитные карточки.
— Садитесь, пожалуйста, джентльмены. Чем могу служить?
Холмс подкупающе улыбнулся.
— Именно этот вопрос я собирался задать вам, профессор.
— Мне, сэр?
— Возможно, произошла какая-то ошибка, но мне передали через третье лицо, что профессор Пресбери из Кэмфорда нуждается в моих услугах.
— Ах, вот как! — Мне почудилось, что в серых внимательных глазах профессора вспыхнул злобный огонек. — Передали, стало быть? А позвольте спросить, кто именно?
— Простите, профессор, но разговор был конфиденциальный. Если я и ошибся, беда невелика. Мне останется лишь принести свои извинения.
— Ну нет. Я не намерен так оставлять это дело. Вы возбудили мой интерес. Можете вы привести какое-нибудь письменное доказательство в подтверждение ваших слов — письмо, телеграмму, записку, наконец?
— Нет.
— Не возьмете же вы на себя смелость утверждать, будто я сам вас вызвал?
— Я предпочел бы не отвечать ни на какие вопросы.
— Еще бы! — насмешливо отозвался профессор. — Ничего, на этот-то вопрос легко получить ответ и без вашей помощи.
Он повернулся и подошел к звонку. На зов явился наш лондонский знакомец — мистер Беннет.
— Входите, мистер Беннет. Вот эти два джентльмена приехали из Лондона в уверенности, что их сюда вызвали. Вы ведаете всей моей корреспонденцией. Значится у вас где-нибудь адресат по имени Холмс?
— Нет, сэр, — вспыхнув, ответил Беннет.
— Это решает вопрос, — отрезал профессор, свирепо воззрившись на моего спутника. — Ну-с, сэр, — он подался вперед всем телом, опершись руками на стол, — положение у вас, на мой взгляд, довольно-таки двусмысленное.
Холмс пожал плечами.
— Я могу только еще раз извиниться за наше напрасное вторжение.
— Маловато, мистер Холмс! — пронзительно взвизгнул старик, и его лицо исказилось неописуемой злобой. Он преградил нам путь к двери, неистово потрясая кулаками. — Сомневаюсь, чтобы вам удалось так легко выкрутиться!
С перекошенным лицом, он в дикой ярости гримасничал, выкрикивая бессвязные угрозы. Я убежден, что нам пришлось бы пробиваться к двери силой, если б не вмешательство мистера Беннета.
— Дорогой профессор, вспомните о вашем положении! — вскричал он. — Подумайте, что будут говорить в университете! Мистер Холмс — человек известный. Нельзя допустить такую неучтивость по отношению к нему.
Наш не слишком гостеприимный хозяин хмуро отступил от двери. Как приятно было вырваться из его дома и снова очутиться в тиши тенистой аллеи! Холмса это происшествие, казалось, немало позабавило.
— У нашего ученого друга пошаливают нервы, — произнес он. — Быть может, мы и впрямь вторглись к нему чуточку слишком бесцеремонно, зато получили возможность вступить с ним в непосредственный контакт, что мне и требовалось. Но погодите, Уотсон! Так и есть, он мчится в погоню! Злодей еще не отступился от нас.
