Не так легко было решиться пойти на крайние меры, но все уже упущено, и другого решения и выхода нет. Все понимаем, что этот шаг может быть чреват политическими и военными осложнениями»
.
Обратим внимание на слова: «Не так легко было решиться пойти на крайние меры». Это означает, что решение уже принято. Что же ему предшествовало?
3 августа 19 чехословацких партийных руководителей во главе с первым секретарем ЦК Словацкой компартии Василом Биляком направили Брежневу письмо с просьбой о военной помощи и смещении Дубчека. Всё же в Москве еще надеялись, что обойдется без силовых аргументов.
12 августа на заседании Президиума ЦК КПЧ Дубчек заявил: «Если я приду к убеждению, что мы на грани контрреволюции, то сам позову советские войска»
.
13 августа Брежнев имел длительный телефонный разговор с Дубчеком, в котором многократно спрашивал, когда ЦК КПЧ начнет выполнять договоренности, принятые в Чиерне-над-Тиссой, о взятии под контроль средств массовой информации, которые вели антисоветскую пропаганду, а также будут решены «кадровые вопросы» (то есть уволены «непримиримые»), Дубчек, ссылаясь на то, что «это сложный вопрос», уходил от конкретных ответов, постоянно говоря, что «это решит пленум». В конце концов он стал раздражаться, но Брежнев по-прежнему спокойно и терпеливо вел свою линию.
«БРЕЖНЕВ. Но ты пойми, что такое положение, такое отношение к выполнению обязательств, принятых в Чиерне-над-Тиссой, создает совершенно новую ситуацию, с которой мы тоже не можем не считаться, и, очевидно, она вынуждает нас по-новому оценивать обстановку и принимать новые самостоятельные меры.
ДУБЧЕК. Тов. Брежнев, принимайте все меры, которые ваше Политбюро считает правильными.
БРЕЖНЕВ. Но если ты мне так отвечаешь, то я должен тебе сказать, Саша, что это заявление несерьезное»
.
Далее Брежнев напомнил, что Дубчек и его коллеги «без нашего понуждения, совершенно по собственной воле» обещали, «что вы эти вопросы решите буквально в ближайшее время». Дубчек не мог ответить ничего определенного.
«ДУБЧЕК. Тов. Брежнев, я еще раз прошу не требовать от меня выполнения этого решения, так как изменилась обстановка.
БРЕЖНЕВ. Да я и не требую. Я только констатирую, что у вас Президиум ЦК ничем не руководит и что нам очень жаль, что мы этого не знали на Совещании в Чиерне-над-Тиссой. Мы тогда думали, что мы говорим с органом, который руководит любым вопросом в стране. А теперь получается, что мы разговаривали с органом, который ничем не руководит. Получается так, что наш разговор был несерьезным…
ДУБЧЕК. Иссякли силы, я не случайно вам сказал, что новый пленум изберет нового секретаря. Я думаю уходить с этой работы. Дорогой Леонид Ильич, я прошу меня извинить за то, что, может быть, сегодня я несколько раздраженно говорил, я очень прошу извинить меня… Я вам обещаю, тов. Брежнев, сделать все необходимое для того, чтобы выполнить нашу договоренность»
.
Вскоре выяснилось, что Дубчек, несмотря на просьбу Брежнева довести содержание разговора до членов Президиума ЦК КПЧ О. Черника и В. Биляка, не сделал этого, сказав им, что разговаривал не с Брежневым, а с советским послом С.В. Червоненко. Оказалось, что разговор с Брежневым Дубчек вел в присутствии радикально настроенного председателя Национального собрания ЧССР Й. Смрковского, что свидетельствовало о постоянном давлении на него.
Москва была встревожена и тем, что намечавшийся на сентябрь чрезвычайный съезд КПЧ приведет к руководству в партии радикально настроенную группу, а колеблющийся Дубчек будет заменен явным противником.
16 августа Дубчек позвонил Брежневу и сам попросил ввести войска
. Однако этот звонок не был задокументирован.
Впрочем, даже если допустить, что Фалин просто ошибается, то неоспоримым является факт, что Дубчек и его соратники «говорили о развивающейся контрреволюции и необходимости сохранения рабочей милиции (военизированные подразделения КПЧ), которую, возможно, придется задействовать; о танках и насилии они упоминали пусть как о крайнем, но, все же возможно, необходимом средстве»
.
Вводить или не вводить войска? На Политбюро разгорелся спор: Косыгин был против военной акции, Громыко и Андропов колебались. Брежнев тоже тянул с решением до последнего.
Как заметил Фалин Брежневу, вышедшему в соседнюю с его кабинетом комнату, «минусов будет больше». Брежнев тоже не был уверен в необходимости радикального решения.
Однако через «представителя ЦК КПСС» (это был полковник внешней разведки КГБ Елисей Синицин) был организован по аппарату закрытой связи (ВЧ) разговор Андропова и Брежнева с Густавом Гусаком, и тот подтвердил свою готовность бороться с «ревизионистами».
Сын Синицина, впоследствии ставший помощником Андропова по линии Политбюро, отмечал: «Классическим тайным каналом стала связь Андропова и Брежнева с Гусаком и Биляком в обход официальных послов, аппаратов министерства иностранных дел, отделов ЦК КПСС. Шифровки из Праги, с мнениями руководителей КПЧ по самым острым вопросам, ложились непосредственно на стол Андропова и передавались Брежневу из рук в руки»
.
18 августа в Москву прибыли делегации всех европейских социалистических стран, кроме Румынии. Брежнев объявил, что вводятся войска. Его поддержали, но предложили, чтобы это были войска ОВД. Встал вопрос, должны ли в их составе быть восточногерманские контингента, — что было напоминанием о Второй мировой войне. Однако Вальтер Ульбрихт настоял: «Мы ведь тоже входим в Варшавский договор». Все — Гомулка, Ульбрихт, Живков, Кадар — признали необходимость военной акции. В словах восточногерманского лидера даже прозвучал скрытый упрек Брежневу: «Дубчек — это смесь социал-демократа и “швейковщины”. Теперь, когда время упущено, надо учитывать, что многие хорошие силы тоже подверглись правому влиянию или ушли к ним, видя нашу в прошлом никчемную игру с Дубчеком»
.
Однако, как заметил в декабре 1968 года маршал Гречко, «Леонид Ильич не намерен был вводить войска. По многим причинам. Тут и венгерские события. Они свежи в памяти. И риск развязывания большой войны… Но нельзя нам было терять Чехословакию!»
18 августа на совещании высшего командного состава Гречко заявил: «Я только что вернулся с заседания Политбюро. Принято решение на ввод войск стран Варшавского договора в Чехословакию. Это решение будет осуществлено, даже если оно приведет к третьей мировой войне».
Впрочем, заметим, что планирование военной операции Генеральным штабом началось еще в апреле 1968 года задолго до политического решения.
В ночь с 20 на 21 августа началась операция «Дунай», в ней участвовали 30 танковых и мотострелковых дивизий (500-тысячная советская группировка и 300-тысячная, состоявшая из войск Польши, Венгрии, ГДР, Болгарии под общим командованием заместителя министра обороны СССР, генерала армии И.Г. Павловского). Всего в боевую готовность были приведены 70 дивизий ОВД и в состояние повышенной боевой готовности — советские Ракетные войска стратегического назначения.
Уже в первые часы операции были блокированы советскими спецназовцами министр обороны Чехословакии М. Дзур и его заместители. Гречко передал по телефону Павловскому, находившемуся в кабинете Дзура: «Передай Дзуру, если с их стороны будет хоть один выстрел, я его повешу на первой осине».
