Письмо П. А. Румянцева Г. А. Потемкину о диспозиции принца Кобурга
В сем моменте полученное письмо г. Витта поспешаю к вам, батюшка, доставить; и как пишу при свече, то боюсь, что моего никак прочесть будет не можно. Вы в том увидите, что гнев турок простирается на всех семь королей в Европе; теперь надобно отгадывать, что они хотят с остальными делать; неужели они их в короли не ставят или их вовсе забыли? Я прилагаю здесь и диспозицию принца Кобурга, и письмо
[104], что он писал к графу Ивану Петровичу [Салтыкову], от 10-го по новому стилю, следовательно, днем позже того, что он ко мне писал и кое я вам сообщил с вашим последним курьером.
Диспозиция, кажется, правильно сочинена, но несоразмерна в числе войск; и страшно, чтобы авангарды, кои много впереди, не получили толчка и на том бы все это и не приостановилось. Жаль, что он много опоздал и не произвел сего намерения тогда, когда турки и татары были большей частью в нижней части Днестра и когда Днестр был везде мостом; но теперь разлитие вод может пресечь легко все сообщение, и грязь одна сделать путь непроходным. Простите, батюшка, и будьте здоровы и довольны; сего я вам всегда желаю и с тем и с искренней преданностью от сердца и души всегда пребуду.
P. S. Скажите, батюшка, Аслан-Гирей, теперь что калга-султан, не тот ли самый зверь, что у нас над ногайцами командовал и в последнем бунте у вас под караулом сидел?
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II об учреждении главной квартиры в Немирове, расположении войск и нерешительности австрийцев
Государыня всемилостивейшая!
…Большое расстояние между корпусом союзным и Екатеринославской армией, коей связь должна быть главным предметом всех моих вниманий, меня в известной мере заботит, в уважение которого не мог я без большой опасности далее и отряжать больших корпусов в часть внутреннюю Молдавии на подкрепление принца Кобурга, видя, с одной стороны, всю трудность на их присоединение, а с другой – что так сказанное занятие Хотина в свое и весьма удобное время не воспоследовало и взятие его в настоящее сделалось почти невозможным.
И на тот конец, чтобы неприятельское внимание лучше делить и принца Кобурга чрез легкие войска и отводы, а Екатеринославскую армию вещественно подкреплять, и все, что еще для армии нужно и в пути находится, к оной доставить, и к открытию кампании надобные распоряжения сделать было можно, – судил я на сей раз быть полезным главную квартиру в Немирове, а корпуса генерала графа Салтыкова между Межировом и Красным, барона Эльмпта – между Печорами и Ладыжином, а Каменского – между Тростянцом и Бершадою расположить, а моим долгом – к всевысочайшему вашего императорского величества усмотрению всех причин и обстоятельств здесь в копиях всеподданнейше представить: мои ордера генералам и мою переписку с принцем Кобургом, так как и мной сделанный план к устроению армии.
Полковник Корсаков, которого я, в том рассуждении, что со времени разрыва мира с императором все сообщение с Молдавией пресеклось, нарочно к принцу Кобургу отправил, чтобы иметь непосредственные известия о там происходящем, уведомляет меня, что поиск на Хотин, которой назначен 30-го прошедшего месяца, был отменен и, по его мнению, от нелучшего согласия генералов, и что один патруль, из офицера и двенадцати уланов состоявший, попался в руки туркам и весь изрублен.
При крайнем бессилии, но при лучшей готовности и ревности к службе вашего императорского величества, я намереваюсь, едучи к армии, заехать к князю Потемкину, чтобы с ним лучше согласиться о мерах на предстоящую кампанию, и что тем более нужно, что план действий союзной армии мне вовсе неизвестен.
Вашего императорского величества верноподданнейший
граф Петр Румянцев-Задунайский
Письмо П. А. Румянцева Г. А. Потемкину о бездействии войск принца Кобурга
Благодарю вас, батюшка князь, за апельсины и желаю, чтобы их много было; следовательно, чтобы вы, а не турки, на Черном море господствовали. По известиям, должен их флот быть не мал, но в рассуждении экипажа и маневра его все знатоки ни во что не ставят; а этим одним и остается только нашим над ним преимуществовать. Что до союзника, то подлинно странно, что они хотят, чтобы их везде звали и ворота отпирали, и, кажется, сердятся за то, что ворота навозом закидывают и стреляя бьют их и ранят
[105].
Я думаю, что император говорит, то и думает; а принц Кобург для того и говорил, чтобы не делать. Я вам, батюшка, обо всем том в моем письме от 29-го сказал; тут же и вас просил мне дать знать о месте, где вы полагаете быть вашем пребыванием около 10-го сего месяца, чтобы я мог там по службе удовлетворить моему долгу, как моему собственному желанию вас видеть и вам изустно подтвердить те чувства усердия и почтения, коими я вам искренно привязан есть и навсегда буду.
Вашей светлости всепокорнейший слуга
Граф Румянцев-Задунайский
Письмо П. А. Румянцева Г. А. Потемкину о предложении принца Кобурга соединиться для совместных действий
Барон Герберт приехал ко мне с предложением от принца Кобурга всех тех польз, каковы кажутся теперь через вступление мне вверенной армии в Молдавию и через соединение с их войсками для общего дела, – и тех худых следствий, что должны произойти от небрежения сего хорошего случая, видя, что тогда принцу не останется иного делать, как отступать не только от занятой ими теперь части, но и областей, что они, под именем Буковины, владеют в сей земле.
Но как за последним повелением, что я имею от двора, все действия сей армии в облегчение ваших и прикрытия осады Очакова, и вообще между Буга и Днестра, определяются, мне того сделать никак невозможно, то он едет к вам, в той надежде, что не найдутся еще к тому средства из соображений ваших операций и известий, что вы имеете о неприятеле. Он мне сказал, между иным, что корпус принца Кобурга слаб, и не больше пятнадцати тысяч.
Число кажется не так мало в сравнении тех, с какими мы нередко против больших турецких куч, и небезуспешно, ополчались. Я к вам, батюшка, посылаю сего нарочного, чтобы предварить его приезд. Наставьте вы меня в сем заботливом обстоятельстве – я вас всенижайше прошу; понеже, с одной стороны, нельзя оспорить, чтобы оно не было удобно и полезно, но, с другой, я должен полагать, что меры, взятые двором, уверительно на лучших соображениях всех обстоятельств военных вообще и, может быть, и на предвидении некоторых политических уважений основываются.
