В письме, которое правительство ПНР в ноябре 1956 г. направило в адрес уходившего со своего поста министра национальной обороны, было сказано: «С того момента, когда Вы но просьбе польского правительства приняли пост Министра обороны Польской Народной Республики и главнокомандующего Войском Польским, Вы, не щадя сил, отдавали все свои знания и способности для наилучшего выполнения этих ответственных обязанностей. О положительных результатах Вашей работы свидетельствует укрепление обороноспособности нашей страны и поднятие как организационного уровня, так и оснащения и обучения Войска Польского, в чем весьма велик внесенный Вами вклад».
Очень растяжимо написали о последних месяцах работы Рокоссовского в Польше авторы вышедшей в 1980 г. книги «Маршал двух народов» поляки Т. Конецки и И. Рушкевич: «Поглощенный работой в Министерстве национальной обороны маршал, несомненно тяжело переживал политические события середины пятидесятых годов, начавшиеся на XX съезде КПСС. Константина Константиновича глубоко потрясла также смерть Болеслава Берута, с которым его связывала сердечная дружба. В результате событий и изменений, происходивших в руководстве партии и правительстве, сложилась обстановка, в которой маршал счел необходимым, не без чувства горечи и обиды выйти в отставку».
Да, Рокоссовский, может, и против своей воли вынужден был стать политиком да еще на столь для него деликатном направлении, как польское. Совершал и ошибки, должен был следовать и жестоким указаниям Сталина и Хрущева. Но следует раз и навсегда сказать: раздающиеся в его адрес в последнее время обвинения, будто он руководил подавлением народного движения в Польше, не имеют под собой никаких оснований.
По возвращении в СССР Рокоссовский был назначен заместителем министра обороны СССР. Рассказывают, что принявшему его Хрущеву он скромно сказал: «По мне бы и округом командовать вполне достаточно.
— Да вы не подумайте — это мы потому вас так высоко назначили, чтоб полячишкам нос утереть! — с «подкупающей» простотой ответил Никита Сергеевич.
«И так он плюнул в душу, — вспоминал Константин Константинович, — мол, сам-то ты ничего собой не представляешь, это ради высокой политики сделано…»
Рокоссовский стал трудиться заместителем Жукова. Их отношения, с войны потерявшие былую теплоту, подверглись новому испытанию на октябрьском пленуме ЦК КПСС в 1957 г. Многие военачальники обрушились тогда на Георгия Константиновича. И вот слово дали Рокоссовскому. Что он скажет?
Константин Константинович был единственным из всех выступавших, кто, хотя бы косвенно, пытался поддержать Жукова.
— Мне второй раз приходится присутствовать при разборе дела, касающегося товарища Жукова: первый раз после окончания войны, еще при жизни Сталина, и сейчас второй раз, — говорил он. — Первый раз мы выступали все, в том числе и я, давая совершенно объективную оценку товарищу Жукову, указывая его положительные и отрицательные стороны… Его выступление тогда было несколько лучше, чем сейчас, оно было короче, но он тогда прямо признал, что да, действительно, за мной были такие ошибки. Я зазнался, у меня есть известная доля тщеславия и честолюбия, и дал слово, что исправит эти ошибки.
Маршал не удержался и вспомнил о том, как в ходе сражения под Москвой Жуков оскорбил его. И все же часть вины своего старого сослуживца он попытался взять на себя:
— Говоря о правильности решения партии в отношении человека, который не выполнил волю партии, нарушил указания партии… я скажу, что и я считаю себя в известной степени виновным. И многие из нас, находящиеся на руководящих постах, должны чувствовать за собой эту вину. Товарищ Жуков проводил неправильную линию… и нашей обязанностью было., как членов партии, своевременно обратить на это внимание… Я краснею, мне стыдно и больно за то, что своевременно этого не сделал и я…
Но такой взвешенной речи оказалось для власть предержащих недостаточно. Рокоссовский почти тут же был понижен в должности, будучи направлен командовать войсками Закавказского военного округа. Потом, правда, Хрущев опомнился, вернул выдающегося полководца на прежнее место. Но в апреле 1962 г. его отставили уже окончательно, направив в «райскую группу», как в просторечии называлась группа генеральных инспекторов Министерства обороны. Для Рокоссовского подобная бездеятельность была невыносима. «Встану утром, сделаю зарядку, умоюсь, побреюсь и вспомню, что мне некуда и незачем идти, — делился Константин Константинович с главным маршалом авиации Головановым. — Мы свое дело сделали, и сейчас мы не только не нужны, но даже мешаем тем, кому хочется по-своему изобразить войну».
Уже когда маршал тяжело болел, в кремлевской клинике произошла его последняя встреча с Жуковым. Георгий Константинович едва узнал пытавшегося подняться с больничного кресла ему навстречу: так изменила Константина Константиновича пожиравшая его изнутри болезнь. Жуков положил Рокоссовскому на плечи руки, и оба зашлись в стариковских рыданиях.
А скорая кончина сначала Рокоссовского, а затем и Жукова и вовсе примирила старых боевых друзей…
БЕРИЯ
…Со мной хотят расправиться без суда и следствия…
Лаврентий Берия
Товарищам Маленкову, Хрущеву, Молотову, Ворошилову, Кагановичу, Микояну, Первухину, Булганину и Сабурову. Дорогие товарищи, со мной хотят расправиться без суда и следствия, после 5 дневного заключения, без единого допроса, умоляю Вас всех, чтобы этого недопустили, прошу немедленно вмешательства, иначе будет поздно. Прямо по телефону надо предупредить.
Дорогие т-щи настоятельно умоляю Вас назначить самую ответственную и строгую комиссию для строгого расследования моего дела, возглавить т. Молотовым или т. Ворошиловым. Неужели член Президиума ЦК не заслуживает, того, чтобы его дело тщательно разобрали, предъявили обвинения, потребовали бы объяснения, допросили свидетелей. Это со всех точек зрения хорошо для дела и для ЦК. Почему делать, так к[а]к сейчас делается, посадили в подвал, и никто ничего не выясняет и не спрашивает. Дорогие товарищи, разве только единственный и правильный способ решения без суда и выяснения дела в отношении Члена ЦК и своего товарища после 5-суток отсидки в подвале казнить его.
Еще раз умоляю Вас всех, особенно т.т. работавших с т. Лениным и т. Сталиным, обогащенных большим опытом и умудренных в разрешении сложных дел т-щей Молотова, Ворошилова, Кагановича и Микояна. Во имя памяти Ленина и Сталина, прошу, умоляю вмешаться и незамедлительно вмешаться и Вы все убедитесь, что я абсолютно чист, честен верный Ваш друг и товарищ, верный член нашей партии.
Кроме укрепления мощи нашей Страны и единства нашей Великой партии у меня не было никаких мыслей.
Свой ЦК и свое Правительство я не меньше любых т-щей поддерживал и делал все, что мог. Утверждаю, что все обвинения будут сняты, если только это захотите расследовать. Что за спешка и при том, очень подозрительная.
Т. Маленкова и т. Хрущева прошу не упорствовать разве будет плохо, если т-ща реабилитируют.
