«За оказанные ее величеству и отечеству верные и усердные услуги» императрица возвела Петра Александровича в чин генерал-фельдмаршала. Доверие «Северной Минервы» к новоиспеченному фельдмаршалу было настолько полным, что она дала Румянцеву право в случае необходимости действовать, не спрашивая предварительного согласия, от ее имени. Редкая, надо сказать, монаршая милость!
Заслуги Румянцева в развитии военного искусства бесспорны. «Есть многие отделы, в которых не видно следов влияния, например, великого Суворова и Потемкина, но нет ни одного отдела, где не осталось бы следов Румянцева. В этом смысле он единственный наследник дела Петра I и самый видный после него деятель в истории военного искусства в России, не имеющий себе равного и до позднейшего времени», — в такой высокой оценке генерал-фельдмаршала как военного теоретика, администратора и полководца единодушны военные историки прошлого Д.Ф. Масловский и А.А. Керсновский
[138].
Петр Александрович олицетворял собой ту породу русских людей, которые, став опорой Екатерины II, подняли величие Отечества на небывалую высоту. Это о них, «екатерининских орлах», отзывался А.С. Пушкин в стихотворении «Воспоминания в Царском Селе»:
Бессмертны вы вовек, о росски исполины,
В боях воспитанны средь бранных непогод!
О вас, сподвижники, друзья Екатерины,
Пройдет молва из рода в род.
О, громкий век военных споров,
Свидетель славы россиян!
Ты видел, как Орлов, Румянцев и Суворов,
Потомки грозные славян,
Перуном Зевсовым победу похищали;
Их смелым подвигам страшась дивился мир.
В 1770 г. полководец, оправдывая репутацию крупнейшего полководца своего времени и реформатора военного искусства, подготовил «Обряд служб» — свод выработанных им принципов обучения и воспитания войск, построения боевого порядка и ведения наступательных действий. Решительное сражение с обязательным уничтожением живой силы противника — вот что, по мнению Румянцева, способно обеспечить победу. Но и наступление, сводящееся лишь к передвижению войск, он не рассматривал как самоцель. «Не обеспечивши надежно оставленное за собой пространство, большими шагами нельзя наступать вперед», — убежденно говорил он. «Обряд служб» на долгие годы стал фактически уставом всей русской армии.
У Петра Александровича есть еще одна принципиальной важности заслуга перед отечественным оружием: именно под его крылом окреп полководческий гений Суворова. В кампаниях 1773–1774 гг., находясь именно в подчинении у Румянцева, будущий генералиссимус одержал первые громкие победы в противоборстве с турками — взял крепость Туртукай и силами 8-тысячной дивизии разгромил 40-тысячную армию противника у села Козлуджи (современная территория Болгарии) (см. очерк о А.В. Суворове).
По заключении Кючук-Кайнарджийского мира 10 июля 1774 г., который стал большим успехом для России, Румянцеву были возданы подобающие почести: он получил почетную приставку к фамилии — Задунайский, алмазами украшенные фельдмаршальский жезл и шпагу, бриллиантовые знаки ордена Св. Андрея Первозванного, алмазные лавровый венок и масличную ветвь «за победы и заключение мира».
«Этот мир знаменитейшая услуга перед нами и отечеством, — писала ему императрица. — Вам одолжена (т. е. обязана. — Ю.Р.) Россия за мир славный и выгодный, какого по известному упорству Порты Оттоманской конечно никто не ожидал, да и ожидать не мог…»
[139].
«В честь его и в пример потомству» была выбита медаль с изображением графа. Екатерина пожелала, чтобы Задунайский по примеру древнеримских полководцев въехал в столицу через триумфальные ворота на колеснице. Скромный герой, привыкший к лагерной жизни, отказался от таких почестей и тем еще более явил себя великим в глазах соотечественников.
Но и великим не избежать участи простых смертных. В русско-турецкую войну 1787–1791 гг. Румянцева не решались прямо обойти, но руководство армиями поручали ему только номинально. На первые роли Екатерина выдвигала светлейшего князя Г.А. Потемкина.
В мир иной Петр Александрович, переживший Екатерину всего на один месяц, ушел 8 декабря 1796 г. В память о его великих заслугах перед Отечеством Павел I объявил в армии трехдневный траур. Упокоился Румянцев в пределах церкви Успения Святой Богородицы в Киево-Печерской лавре.
В его честь в 1799 г. на Марсовом поле в Санкт-Петербурге был воздвигнут обелиск — явление уникальное, ибо до этого Россия не знала памятников некоронованным особам.
Его репутация великого полководца и военного реформатора была общепризнанна еще при жизни. Когда генерал Ф.В. Ростопчин в письме Суворову оценил его выше Задунайского, Александр Васильевич категорично возразил: «Нет… Суворов — ученик Румянцева!».
Замечательно выразил всеобщее мнение о полководце в свойственной ему эпической манере Г.Р. Державин:
Блажен, когда стремясь за славой,
Он пользу общую хранил,
Был милосерд в войне кровавой
И самых жизнь врагов щадил;
Благословен средь поздних веков
Да будет друг сей человеков.
Граф Иван Петрович Салтыков (1730–1805)
Блестящей, хотя и слишком малоизвестной страницей военной истории России считал историк А.А. Керсновский русско-шведскую войну 1788–1790 гг. Велась она в чрезвычайно трудной политической обстановке (борьба с Турцией, угроза войны со стороны Пруссии), но «маленькая русская армия, в два с лишним раза уступавшая шведам в численности и носившая к тому же полумилиционный характер, с честью выдержала это испытание. Действия ее носят характер активной обороны и являют собой один из самых ярких примеров этого образа действий»
[140].
Честь и славу армии по праву разделил ее главнокомандующий в финале войны — граф И.П. Салтыков.
Иного пути, нежели профессионального военного, Иван и представить себе не мог, будучи сыном будущего фельдмаршала и победителя Фридриха II в Кунерсдорфском сражении генерал-аншефа П.С. Салтыкова (см. очерк о П.С. Салтыкове). В пятнадцать лет он начал службу в гвардейском полку, однако по воле императрицы Елизаветы Петровны ему пришлось перейти на придворную службу. Но даже императрица не смогла устоять перед желанием молодого человека испробовать свои силы в начавшейся Семилетней войне. Попав в действующую армию, Иван Петрович отличился при взятии Кенигсберга и Эльбинга, в сражении при Цорндорфе (1758). К завершающим аккордам войны он уже носил генерал-майорский чин.