Хотя я и раньше его не боялась. Когда мы труп дриады вместе тащили, никакого негатива не ощущалось.
А вот когда я стояла на его пути к воображаемой Серебрянке…
Кожа покрылась мурашками даже от тени воспоминаний.
Мои мысли прервал приятный баритон:
– Странно, кажется, я стал страдать провалами в памяти. Когда это обещали?
– Мысленно, дорогой мой, мысленно, – протянула я и чуть сильнее сжала пальцы на его локте. – Нам есть о чем побеседовать, не находишь?
– М-да… – в голосе Пытки явно слышались совершенно лелевские интонации. – Как понимаю, если я сейчас заявлю, что меня в подвалах недомученный пленник ждет не дождется и вообще работа-работа, ты меня не отпустишь?
– Конечно, отпущу. Но потом ты сам придешь, и, быть может, уже я буду вредничать и не желать с тобой общаться.
– Умеешь ты подбирать аргументы, – вынужден был согласиться с наглым шантажом Пытка.
Глава 3
Когда бравада и оживление, вызванные встречей с Алзаром и внезапным появлением Леля, прошли, я даже несколько запаниковала. Хотя бы потому, что, так смело настояв на беседе, я не знала, о чем мне с ним говорить. Вернее, я понимала, что объясняться наш шут с тысячью масок вовсе не обязан. И вот что теперь? С чего начать? И что я вообще хочу от него услышать? У-у-у… Юлька, Юлька и чертово женское «сначала делаем, а потом думаем».
Внутренняя паника достигла предела, когда по пути в мой кабинет выяснилось, что один из коридоров почему-то закрыт.
– И что теперь?.. – несколько потерянно вопросила я пустоту, тронув пальцем атласную ленту.
– Обойдем, – пожал плечами Мастер. – Можно через балкон.
Мне широким жестом было указано на красно-белый кошмар, именуемый Балконом Мастера. Даже не заходя туда, я впечатлилась дальше некуда. От этого места веяло чем-то очень нехорошим.
Алебастр в разводах крови…
– Туда?..
– А что? – Лель отступил за мою спину и, взяв за плечи, склонился к уху. – Ты тоже подвержена предрассудкам и веришь в глупые сказочки?
– Какие это?
– О-о-о-о… – знакомый смех с легкими нотками безумия. – Так тебя еще не познакомили с местным фольклором. Можно я?
– А если нельзя? – не удержалась от вопроса.
– То все равно можно, – не разочаровал персональный ужастик. – Итак, в стародавние времена, когда мир был свободен от моего присутствия, это место было белым. Но потом пришел я. Догадываешься, что это значит?
– Лель, может, не на… – начала было я.
– Не совсем Лель, а точнее – совсем не Лель, пушистая моя, – фыркнул он мне в волосы. – Хм-м, а ведь и правда – белая и пушистая. Прелесть.
– Ладно, давай дальше свой фольклор, – мигом смирилась с перспективой страшных баек я.
– Какая ты предсказуемая. – Блондин немного отстранился и, сжав пальцы на моем предплечье, повлек за собой к выходу на балкон.
– Какой ты… неэтичный, – нашлась я с термином. – Ладно, рассказывай уже… совсем не Лель.
Эх… Какие бы маски ни носил мой странный друг, в итоге это все равно именно он и никто другой. И с большей частью его граней я уже знакома. Так что… мне ли бояться Мастера? Покосилась на резкие черты лица, острый нос и пристальный синий взгляд. Знакомые глаза на некрасивом, непривычном лице.
– Не нравлюсь? – скривились тонкие губы.
– Непривычен, – тихо ответила я.
– Это просто решить. – Щелчок пальцами, и облик Мастера поплыл, чтобы спустя несколько секунд выпустить на волю совсем другой образ.
Золотистые волосы, чувственные губы, изящные черты и лукавые глаза. Разве что белоснежный костюм остался прежним, но и он не смотрелся на шуте настолько чопорно и строго, как на Пытке.
– Зря… – покачала головой я.
– Еще успеешь насмотреться.
Мы вышли на балкон. Я поежилась, ощущая, как кожа покрылась мурашками. Все же на удивление неприятное место.
– Итак, вернусь к истории… Был сей балкончик бел и прекрасен и служил для встреч влюбленных пар, пока однажды…
– Лель, это же резиденция Гудвина, – перебила я своего болотного сказочника. – Более того – один из центральных корпусов. Не логичнее ли как-то любви предаваться в более укромных местах? Тут их полно на территории, те же беседки, например.
– У-у-ух! – восхищенно протянул Лельер. – Я прямо ощущаю всестороннюю осведомленность в этом вопросе!
– Не ерничай. Я просто подвергла критике твое плавное повествование.
– Все претензии к местным кумушкам. Итак, продолжаем. Все белое, прекрасное, солнечное, созданное для любви. И появляюсь я. Для начала вот просто с ходу в порыве гнева разбираю этих влюбленных по кровавым запчастям прямо на балконе. Стены так впечатлились моей злобностью и маньячностью, что впитали в себя кровь несчастных, и вот потому они такие до сих пор. Дальше – хуже.
– Есть куда хуже?
– А как же. Юль, в случае со мной хуже может быть всегда. Я просто эпичен в плане пробивания дна, чтобы показать, что это не предел. В общем, дальше я стал сюда таскать преступников, дабы поработать на свежем воздухе.
– И что, все это правда? – фыркнула я, с иронией глядя в синие глаза.
– Ну, как-то раз и правда не дотащил одного типа, – сознался Мастер, который, судя по лицу, ни капли не раскаивался. – Но нам его срочно «колоть» нужно было. Он Гудвина отравил, и надо было выяснить чем.
– С этим ясно. А парочка влюбленных по запчастям?
– Ну… я их выгнал отсюда, а то совсем совесть потеряли – миловаться в пристанище Мастера Пытки. Смена облицовки произошла после того, как я разнес балкон в приступе пьяного гнева, и пришлось его отделывать заново. Выбрал такие цвета.
– Ну вот, все в итоге банально, – улыбнулась я.
– Было бы интереснее, окажись байки правдой?
– Я не сомневаюсь, что у тебя есть гораздо более страшные и совершенно правдивые истории, – серьезно ответила я. – Но сейчас имела в виду, что, как правило, все, овеянное слухами и легендами, на деле оказывается гораздо проще.
– Не всегда, Юль, не всегда. – Шут подхватил меня под локоть и двинулся даже. – Задержались мы что-то… пойдем.
Несмотря на то что странных и жутких вещей в этом месте не происходило – если, конечно, верить Лелю, – но мурашки никуда пропадать не собирались.
– Бр-р-р, – не сдержалась и поежилась я.
– Неуютно? – понимающе хмыкнул мой спутник. – Да, в этом точно виноват я. Остаточные эманации энергии… Когда я только-только стал Хранителем, у меня не было реципиента, зато была съехавшая крыша, вседозволенность и внутренняя боль. Временами все это выплескивалось.
