– Местами пьеса забавная, – согласилась Мирна. – Но потом вы вдруг чувствуете, что она трогает вас до глубины души. Я не знаю, как он это сделал.
– Значит, пьеса не имеет никакого отношения к Флемингу и его преступлениям? – спросила Рейн-Мари. – Никакого отношения к его личности?
– Нет, имеет, от первого до последнего слова, – сказал Арман четким, напряженным голосом.
Все снова посмотрели на него. Никогда прежде они не слышали, чтобы он расходился во мнениях с женой.
– Если пьесу написал Джон Флеминг, то какие могут быть разговоры? Она непременно будет связана с ним. Может быть, неочевидно, но он присутствует в каждом слове, в каждом поступке персонажей. Творец и творение едины. – Арман переплел пальцы. – Так он ищет спасения. Через письменное слово и порядочность других людей. Так Джон Флеминг проникает в ваши головы. А он не должен там находиться. Поверьте мне.
Несколько мгновений он казался одержимым. Потом это прошло, потеряло интенсивность, и наконец на лице Армана Гамаша осталась только обеспокоенность. В книжном магазине воцарилась тишина, если не считать позвякивания ошейника Анри, который подошел к Гамашу и прижался к его ноге.
– Прошу прощения, – сказал Арман Гамаш, потирая лоб и слабо улыбаясь. – Извини меня. – Он взял Рейн-Мари за руку и сжал ее.
– Я понимаю, – произнесла Рейн-Мари, хотя и знала, что на самом деле ничего не понимает.
Дело Флеминга было единственным, о котором Арман ей не рассказывал, хотя она и следила за ним по прессе.
– Чем скорее мы сообщим Антуанетте о нашем неучастии, тем лучше. Мне нужно прибраться в бистро. Давай-ка я вернусь через час и заберу тебя, – сказал Габри Мирне. – Можем поехать туда вместе.
Мирна согласилась. Габри вышел, за ним последовала Клара, помахав на прощание книгой.
– Я иду в продуктовый, – сказала Рейн-Мари и вышла, оставив Армана и Анри в книжном магазине.
Мирна села в свое кресло и посмотрела на Армана, который устроился на том месте, где только что сидел Габри.
– Желаете еще поговорить о пьесе? – спросила она.
– Упаси бог, – отказался Арман.
Она хотела было спросить, почему он так разволновался, но не стала. И задала другой вопрос:
– Что вам известно такого, чего не знаем мы?
Арман ответил не сразу.
– Вы имели опыт общения с душевнобольными преступниками, – заговорил наконец он, поглаживая Анри по огромным ушам и глядя на урчащую от удовольствия собаку.
Но потом Арман посмотрел на Мирну, и она увидела в его умных карих глазах печаль. Неподдельную боль.
Он держался за собаку, как за спасательный плотик после кораблекрушения.
Мирна кивнула:
– У меня была частная практика, но я, как вы знаете, работала также на полставке в пенитенциарной системе.
– А в зоне для особо опасных преступников вы бывали?
– В ЗООП? – переспросила Мирна. – Меня просили поработать там. Я съездила туда один раз, но так и не вышла из машины.
– Почему?
Она открыла рот и тут же закрыла, собираясь с мыслями. Пытаясь найти слова, чтобы выразить то, что и мыслью-то нельзя было назвать.
– Вы знаете такое словосочетание – «забытый богом»?
– Конечно, – кивнул Арман.
– Вот почему. Я сидела на парковке ЗООП и смотрела на стены. – Мирна покачала головой. – Так и не смогла заставить себя войти в такое забытое богом место.
Оба они знали это здание – жуткого вида монолитное сооружение, поднимающееся из земли.
– В других местах заключения вы по-прежнему работали с преступниками, – заметил Арман. – С убийцами, насильниками. Но в конечном счете бросили все и приехали сюда. Почему?
– Потому что перебрала. Я их не виню – вина тут только моя. Они были слишком искалечены умственно. Я не могла им помочь.
– Может быть, некоторые из них не подлежали лечению, потому что вовсе не были искалечены, – предположил Арман.
За окном он видел всплески удивительных красок в лесу, покрывающем горы. Клены, дубы, яблони преображались. Готовились. Вот где начиналась осень. Высоко в горах. А потом она спускалась, настигая их в долине. Осень, разумеется, наступала со всей неизбежностью. Арман лицезрел ее приход.
– Кофе? – спросил он, поднимаясь из кресла и перешагивая через Анри.
– Будьте добры.
Наливая кофе, он продолжал говорить:
– Джона Флеминга арестовали и судили восемнадцать лет назад.
– Такие преступления не стираются из памяти, верно? – сказала Мирна, заканчивая его мысль, и взяла у него кружку. – Вы его знаете?
– Я следил за делом, – сказал Гамаш, возвращаясь на прежнее место. – Он совершил свои преступления в Нью-Брансуике, но судили его здесь, так как считалось, что в Нью-Брансуике суд не может быть объективным.
– Я помню. Он все еще здесь?
Гамаш кивнул:
– В зоне для особо опасных преступников.
– Вы поэтому спросили меня про ЗООП?
Гамаш кивнул.
– Он получает помощь?
– Помочь ему невозможно.
– Послушайте, я ведь не говорю, что из него когда-нибудь получится примерный гражданин, – сказала Мирна. – Я не говорю, что смогла бы доверить ему своего ребенка…
Мирна хорошо знала Армана, а потому не могла не заметить легчайшую тень, промелькнувшую по его лицу. Всего лишь тень.
– …но он человеческое существо, и его, вероятно, преследуют кошмары после всех совершенных им преступлений. Не исключено, что время и терапия помогут и ему. Я не говорю о его освобождении. Я говорю о том, чтобы помочь ему освободиться хотя бы от части его демонов.
– Джон Флеминг никогда не исправится, – тихо произнес Гамаш. – И поверьте мне, нам бы не понравились его демоны, отпусти мы их на свободу.
Мирна хотела возразить, но не стала. Если кто и верил во второй шанс, так это Арман Гамаш. Она была его другом и неофициальным психотерапевтом. Знала его сокровенные тайны, его неколебимые убеждения, его самые глубинные страхи. Но теперь она засомневалась, знает ли. И еще она спросила себя, какие демоны могут обитать в этом человеке, специализирующемся на раскрытии убийств.
– Что вам известно такого, чего не знаем мы, Арман?
– Я не могу сказать.
– Я тоже следила за судебным процессом… – Она замолчала и посмотрела на него.
И тут ее осенило. Она поняла, что именно он говорит, не говоря ничего.
– Мы знаем не все, верно, Арман? Состоялся еще один процесс, закрытый.
Процесс в процессе.
Мирна, сотрудничавшая с полицией, знала, что законодательство допускало такое, но сама никогда не слышала ни о чем подобном.
