– Ты имеешь в виду, после того как он стрелял в тебя? – спросила Рейн-Мари.
– Это тоже не пошло ему на пользу, – подтвердил Арман. Он снова взял сэндвич, потом положил его. – Вчера мне угрожал молодой агент полиции.
– Я видела, как он взялся за рукоять дубинки, – сказала Рейн-Мари, опустив ложку.
Арман кивнул:
– Только что выпустился из академии. Он знал, что я бывший коп, но ему было все равно. Если он так обращается с бывшим копом, то как же он ведет себя с обычными гражданами?
– Ты, кажется, потрясен.
– Да. Я надеялся, что, когда мы уберем коррумпированных людей из полиции, худшее останется позади, но теперь… – Он пожал плечами и улыбнулся краешком губ. – Он один такой? Или в полицию пришел целый выпуск головорезов? Вооруженных дубинками и пистолетами?
– Прискорбно, Арман. – Рейн-Мари коснулась пальцами тыльной стороны его ладони.
Он посмотрел на ее руку, взглянул ей в глаза и улыбнулся:
– Я больше не узнаю полицию. «Всему свое время». Я собираюсь поговорить с профессором Розенблаттом о его работе в Университете Макгилла.
– Думаешь, он не тот, за кого себя выдает?
– Нет-нет. Я не сомневаюсь, Изабель и Жан Ги его проверили. Нет, у меня личный интерес.
– Правда? Хочешь переквалифицироваться в физика? – спросила Рейн-Мари.
Он не ответил, и она настойчиво проговорила:
– Арман?
Она знала, он не собирался заниматься наукой, но сейчас поняла, что он обдумывает такую вероятность.
Если главный вопрос, стоящий перед ними двумя, был «Что дальше?», то, возможно, ответ на него звучал так: «Университет».
– Тебя бы это заинтересовало? – спросил Арман.
– Вернуться на школьную скамью?
Вообще-то, она об этом не думала, но теперь, когда задумалась, вдруг поняла, что существует огромный мир знаний, в который она не прочь окунуться. История, археология, языки, искусство.
И она видела Армана в этом мире. Да что говорить, для него это стало бы более естественной средой, чем полиция. Рейн-Мари могла себе представить, как он идет по коридору в качестве студента. Или преподавателя.
Но в любом случае он был бы на своем месте в коридорах учреждения, занимающегося наукой. Да и она тоже. Она спрашивала себя, уж не положило ли убийство маленького Лорана конец тому интересу, который ее муж проявлял к расследованию столь мерзкого деяния, как убийство.
– Тебе понравился профессор? – спросила она, возвращаясь к своему супу.
– Да. Хотя я вижу какое-то странное расхождение между его личностью и тем, чем он зарабатывал себе на жизнь. Его область знаний – расчет траекторий и баллистика. Его исследования главным образом были выгодны конструкторам оружия. А он, как мне кажется, такой мягкий человек. Ученый. Не вяжется одно с другим.
– Правда? – спросила она, стараясь сдержать улыбку. Именно так она думала о своем муже. Человек, склонный к научной работе, но разыскивающий убийц. – Не все люди кажутся тем, что они есть на самом деле.
– Но он, похоже, знает свое дело. Он сразу же идентифицировал пушку. Сказал, что это суперорудие.
– Суперорудие?
Он думал, что она рассмеется. Когда сидишь в светлом бистро и ешь свежий теплый хлеб и суп из пастернака и яблок, само это слово кажется смешным. «Суперорудие». Словечко из комикса.
Но Рейн-Мари не рассмеялась. Нет, она вспомнила (как помнил он, не забывая ни на минуту) Лорана. Живого. И Лорана мертвого. Погибшего из-за той штуки в лесу. Как бы она ни называлась, в ней не было ничего хотя бы отдаленно смешного.
– Его создал человек по имени Джеральд Булл, – сказал Арман.
– Но зачем оно там? – спросила Рейн-Мари. – Профессор Розенблатт знает?
Арман отрицательно покачал головой и показал в окно:
– Может быть, они скажут.
Рейн-Мари посмотрела в окно и увидела Лакост и Бовуара, идущих по грунтовой дороге к тропинке в лесу. С ними шагали двое незнакомых людей. Мужчина и женщина.
– Кто они? – спросила Рейн-Мари.
– На первый взгляд я бы сказал, что они из Министерства обороны или из КСРБ.
– А может, они тоже ученые, – предположила Рейн-Мари.
И снова Жан Ги Бовуар вставил громадный предохранитель в громадный патрон и услышал щелчок, когда загорелись громадные прожектора.
Он не сводил взгляда с агентов КСРБ, и они его не разочаровали.
Только что они стояли плечо к плечу, держа свои портфели, как пассажиры на вокзале, а в следующий миг превратились в двух сумасшедших.
Их глаза широко раскрылись, челюсти отвисли, головы одновременно медленно запрокинулись назад. Они смотрели вверх. Вверх. Если бы шел дождь, они бы захлебнулись.
– Ни хрена себе, – только и смог выдавить из себя Шон Делорм. – Ни хрена.
– Она таки существует, – сказала Мэри Фрейзер. – Он ее создал. – Она посмотрела на Изабель Лакост, стоявшую рядом. – Вы знаете, что это такое?
– Суперорудие Джеральда Булла.
– Откуда вы узнали?
– Нам сказал Майкл Розенблатт.
– Профессор Розенблатт? – переспросил Шон Делорм, достаточно пришедший в себя, чтобы перестать говорить «ни хрена себе».
– Да.
– А он как понял? – спросил Делорм.
– Он его видел, – ответил Бовуар. – Он здесь.
– Ну конечно, он здесь, – сказала Мэри Фрейзер.
– Я его пригласил, – объяснил Бовуар.
– А-а, – сказала Мэри Фрейзер, отворачиваясь.
Ее глаза снова были прикованы к гигантской пушке. Но сейчас клерк из КСРБ смотрела на гравировку.
– Невероятно, – вполголоса произнесла она.
– Значит, легенды не лгали, – сказал Делорм, обращаясь к коллеге.
Мэри Фрейзер сделала несколько осторожных шагов вперед и стала разглядывать изображение.
– Тут надпись, – сказала она, показывая на вязь, но не прикасаясь. – Арабский язык.
– Иврит, – поправила ее Лакост.
– Вы знаете, что тут написано? – спросил Делорм.
– «На реках Вавилонских», – ответила Изабель.
– «Мы сидели и плакали», – закончила цитату Мэри Фрейзер. Она отступила от пушки. – Вавилонская блудница.
– Ни хрена себе, – сказал Шон Делорм.
Гамаш и Анри дошли до конца деревни. У Анри был его мячик, а у Армана – пьеса.
Он посмотрел на название, запачканное грязью могилы, которую Рут выкопала для рукописи. Но пьеса не упокоилась в мире. Он ее достал, и наступило время ее прочитать.
