– Что угодно, – сказал он. – Лоран ничего не приносил домой в последнее время?
– Я ничего такого не видела.
Изабель Лакост достала из кармана пакетик для вещдоков и положила на стол между ними. Стала ждать реакции.
Нахмурившись, Ал взял кассету:
– Где вы ее нашли?
– Ваша?
– Кажется.
Иви взяла у него кассету, прочитала название:
– «Пит Сигер». Наша.
– Почему вы так уверены? – спросил Бовуар.
– А откуда еще она могла взяться? – спросила Иви, теребя кассету. – К тому же ярлычок оторван – кассету заело в нашей магнитоле в машине.
– Одна из любимых записей Лорана? – спросила Лакост.
Иви слабо улыбнулась:
– Нет. Он ее ненавидел. Алу понадобилось два месяца, чтобы извлечь ее из кассетника, так что она одна постоянно и играла, когда мы ездили куда-нибудь.
– Поначалу запись ему нравилась, – заметил Ал.
– Да, но даже я ее возненавидела. Где вы ее нашли? – спросила Иви.
– На земле возле пушки, – ответила Лакост. – Вы не заметили, что она отсутствует?
Ал и Иви покачали головой.
– Зачем Лоран принес ее туда? – спросила Иви.
– Ее принес либо он, либо убийца, – ответил Бовуар.
Смысл его слов дошел до Лепажей не сразу, а когда дошел, Ал встал и посмотрел на инспектора:
– Вы обвиняете нас? Меня?
– Просто я говорю очевидные вещи, – сказал Бовуар, тоже поднимаясь. – Зачем Лорану носить кассету с музыкой, которую он ненавидит?
– Может быть, для того, чтобы спрятать ее? – предположила Иви, вставая рядом с мужем.
Она взяла его за руку – не для утешения, а чтобы не дать ему сделать то, о чем они потом будут жалеть.
Перед Бовуаром стоял человек, который ненавидел насилие, но в то же время был способен на него.
– Мы знаем про слухи, – сказал Ал. – Они думают, что я убил собственного ребенка. Некоторые даже говорят, что Лоран не был моим ребенком. Что Иви…
Эмоции захлестнули его, и он замолчал. Этот мощный человек стоял в шести дюймах от Бовуара и смотрел на него. Уже без злости, с отчаянием. Если Ал Лепаж был горой, то они присутствовали при оползне.
– Ал, – сказала Иви, одергивая его, – какое нам дело до того, что говорят люди? Мы должны помочь полиции найти того, кто убил Лорана. Вот единственное, что имеет значение. – Потом она обратилась к Лакост: – Вы должны поверить, что мы тут ни при чем. Прошу вас.
Из подвала поднялись другие агенты полиции с тем же результатом. Ничего.
Старший инспектор Лакост забрала кассету:
– Спасибо, что уделили нам время.
– Позвольте мне взять? – попросил Бовуар, показывая на пластинку Ала Лепажа. – Я буду с ней осторожен.
Ал сделал движение рукой, отмахиваясь от Бовуара, от пластинки, от вопроса.
Клара пошла к машине вслед за Лакост и Бовуаром.
– Вы же не считаете, что Ал или Иви имеют отношение к убийству Лорана? – спросила она.
– Я знаю, что люди способны на ужасные вещи, – ответил Бовуар. – Отругать, побить или даже убить человека, которого любят. Этот человек рассыпается на наших глазах.
– От горя, – сказала Клара.
– От чего-то, – возразил Бовуар.
В машине Бовуар спросил у Лакост:
– Ты не заметила ничего странного в Лепажах?
Лакост задумалась, потом кивнула.
– Никто из них не стал спрашивать про пушку, – сказала она.
Бовуар кивнул:
– Точно.
Остаток дня они провели, перечитывая записи разговоров с жителями, сопоставляя факты, детали.
Изабель заметила, как Гамаш вышел из дома вместе с Анри, посмотрел на здание старого вокзала, потом повернул в другую сторону и скрылся из виду.
Несколько минут спустя она нашла его на скамье над деревней. Анри сидел рядом.
– Вы ведь меня не избегаете? – спросила она, усаживаясь рядом с Гамашем. – Потому что если вы хотели спрятаться, то место выбрали не самое удачное.
Он улыбнулся. Его лицо избороздили веселые лучики.
– Может, и избегаю, – признал он. – Но ничего личного.
– Это профессиональное, – кивнула Лакост. – Наверное, вы странно себя чувствуете, не возглавляя следствие.
– Есть немного, – согласился Гамаш. – Трудно не соскальзывать в прошлые роли. В особенности после… – Он распростер большие руки, и она поняла силу его чувств. – После Лорана.
Она кивнула. Это убийство задело их за живое.
– Тебе нужен оперативный простор, Изабель. Ты ведешь расследование. У меня нет желания возвращаться, но…
– Но это в крови.
Она посмотрела на его руки. Выразительные руки. Она держала их, когда он умирал. Когда прошептал ей то, что могло стать его последними словами.
«Рейн-Мари».
Она стала тем сосудом, в который он влил свои последние чувства, его глаза молили о том, чтобы она поняла.
И она поняла.
«Рейн-Мари».
Изабель крепко сжала тогда его руку. Рука была в его крови и крови других людей. И она смешалась с кровью на ее руках. Ее собственной и других людей.
И теперь охота на убийц была у них в крови.
Старший инспектор Гамаш не умер тогда. Он продолжал возглавлять отдел, расследовал еще немало убийств. Пока не настало время приехать сюда.
Он сделал достаточно. Настал черед других.
Ее черед.
– Вы с мадам Гамаш, кажется, счастливы здесь.
– Верно. Я и не думал, что такое счастье возможно.
– Но вы не удовлетворены, – продолжала прощупывать его Изабель.
Гамаш снова улыбнулся. Как же она отличалась от Жана Ги, который сразу взял быка за рога и спросил у него: «Вы так и собираетесь бездельничать здесь или как, patron?»
Он попытался объяснить Жану Ги, что покой – не бездельничанье. Но взволнованный Бовуар просто не понял его возражений. Как не понял бы и сам Гамаш, будь ему столько же лет, сколько Бовуару. Но в свои почти шестьдесят Арман Гамаш знал, что сидеть спокойно гораздо труднее, это тяготит гораздо больше, чем беготня по делам.
Нет, он не бездельничал. Но придет время, и покой позволит ему понять, что делать. Дальше.
Что дальше?
– Пожалуйста, patron, займите пост суперинтенданта. В полиции столько еще нужно сделать. Разгрести завалы. Вы ведь видели этих двух молодых полицейских. Новые агенты не знают, что такое дисциплина, не гордятся службой.
