Этот вопрос не давал покоя Бовуару. Ох как не давал. Большинство грабителей дальше грабежа не заходили. Они шли на дело, не имея ни намерения, ни решимости убивать. То, что видел Бовуар, не напоминало обычное ограбление. Кто-то убил Антуанетту, а потом несколько часов, пока остывало ее тело, обыскивал дом.
Приехали криминалисты и приступили к работе. Командовал ими инспектор Бовуар, а старший инспектор Лакост тем временем пошла осматривать дом. Заглядывала в комнаты, но ни к чему не прикасалась.
Антуанетта жила в скромном доме с подвалом. Убийца переворотил все и в подвале. Наверное, он провел в доме не один час. Чем дольше Лакост осматривала дом, тем сильнее проникалась убеждением, что это не обычное ограбление и что Антуанетта Леметр не случайная жертва.
Ковры были разрезаны, половицы подняты. Панели со стен содраны и висели кое-как. Посреди коридора под отверстием в потолке стоял стул. Лакост встала на него и посветила фонариком на чердак. Услышала быстрые шаги и спрыгнула со стула.
Если возникала необходимость, она и сама могла подниматься на чердаки, но одна из привилегий старшего инспектора состояла в том, что она могла поручить такую работу кому-нибудь другому.
– Криминалисты занялись делом, – сказал Бовуар, подойдя к ней. – Пора поговорить с Брайаном.
Жан Ги успел перекинуться с ним несколькими словами, пока искал Лакост.
– Как он? – спросила Лакост.
– Ошарашен. В оцепенении.
Но они не заблуждались на этот счет. Идя по коридору, оба опытных следователя понимали, что им предстоит разговор с главным подозреваемым.
Когда они вошли, Брайан Фицпатрик поднялся со стула. Он хотел что-то сказать, но казалось, забыл, как это делается.
– Примите наши соболезнования, Брайан, – сказала Изабель Лакост. – Все это ужасно.
Он кивнул, стреляя глазами то в одного, то в другого полицейского.
– Что произошло? – спросил он, снова садясь на стул у стола с пластиковой столешницей.
Лакост обратилась к агенту из местного отделения, скучавшему у дверей:
– Вы можете сварить кофе?
Агент посмотрел на нее обиженно, но согласился.
Убийца обыскивал и кухню, но, похоже, без той ярости, что остальной дом. Ограничился тем, что высыпал на стол муку, сахар, кукурузные хлопья, открыл и выворотил ящики.
Все это делалось скорее для проформы, словно у грабителя, ставшего убийцей, прошел запал. Или истекло время. Или убежденность.
Брайан посмотрел на них широко раскрытыми покрасневшими глазами.
– Когда вы ее нашли, Брайан? – спросила Лакост.
– Я уехал из Монреаля около половины восьмого утра, значит, здесь был около девяти.
– Провели ночь в Монреале? – спросила Лакост.
– Да, было заседание. Я остался ночевать. Не нужно было этого делать.
У него был тот затравленный взгляд, какой появляется у людей, когда они осознают, что несчастье можно было предотвратить, если бы они поступили не так, а иначе. Что все могло быть по-другому, если бы…
– Что вы обнаружили, когда приехали домой? – спросила Лакост.
Жан Ги взял на себя роль, которую предпочитал старший инспектор Гамаш во время допросов, – роль слушателя. И наблюдателя. Время от времени и он задавал вопросы, но в основном впитывал то, что говорилось или не говорилось.
– Дверь оказалась не заперта…
– Вас это удивило? – спросила Лакост.
– Не то чтобы очень. Антуанетта к девяти уже обычно на ногах и работает. По времени она могла открыть дверь. Но мне показалось странным, что занавески задернуты.
– Она работала переводчиком? – спросила Лакост.
– Да. Удаленная работа. Сидит дома и работает.
В их разговоре возникал конфликт настоящего и прошедшего времени, конфликт, который со временем разрешится сам собой.
– Итак, вы открыли дверь, – подсказала Лакост.
– Я крикнул «привет», но никто не ответил. Конечно. – Последнее слово выбило его из колеи. – Я повесил куртку, прошел в гостиную и увидел… – Он сделал движение рукой, но старший инспектор Лакост не стала ему помогать. – Все перевернуто. Кажется, я вроде как отключился. Замер на месте. Потом запаниковал и стал звать Антуанетту. Побежал, наверно, зацепился за что-то, потому что очутился на полу. И тут я и увидел…
– Увидели что, Брайан? – тихо спросила Лакост, поскольку молчание затянулось.
– Ее ногу. Не помню, что было после. Я сидел здесь, пытаясь осмыслить все, но казалось, будто… – Он подыскивал слова. – Я помню, что видел ее лицо, ее глаза. И все понимал. Наверное, я к ней прикоснулся, потому что помню ощущение холода. И тут я подумал, что вот-вот потеряю сознание. Это было слишком…
Он уставился в кухонное окно и замолчал, переполненный эмоциями.
– Что вы сделали потом? – спросила Лакост.
У нее создалось впечатление, что если бы не ее вопрос, то Брайан всю оставшуюся жизнь так и смотрел бы в окно. Замерев.
Лакост перевела взгляд на Жана Ги, который сидел неподвижно, обдумывая услышанное.
– Я запаниковал, – тихо сказал Брайан, не глядя им в глаза. – Побежал прочь. Мне нужно было выбраться отсюда. Я пошел к мадам Пруль, нашей соседке. Она и вызвала полицию.
– И вы вернулись сюда?
Он покачал головой:
– Только после приезда полиции. Они попросили меня вернуться вместе с ними и посадили здесь.
Агент приготовил кофе, и Бовуар налил всем по кружке. Они выпили по нескольку глотков, и Лакост продолжила допрос. Она вела дело так, будто не допрашивает, а просто разговаривает с Брайаном, но только глупец или человек, пребывающий не в себе, мог принять происходящее за обычный разговор.
– Расскажите нам, чем вы занимались вчера вечером?
– Ездил в Монреаль. На ежемесячное заседание «Геологического обозрения». Мы обсуждали наши доклады.
– Вчера вечером?
– Нет, во второй половине дня, но я решил остаться. Некоторые из нас отправляются потом выпить и пообедать. Так обычно и происходит.
– Не могли бы вы остановиться на подробностях, дать нам телефон кого-нибудь из присутствовавших?
– Да.
Бовуар записал.
– Когда вы закончили?
– Часов в восемь – восемь тридцать. Не поздно.
– И где вы ночевали? В отеле?
– Нет, у нас там есть квартирка. Студия. Я останавливаюсь там, когда приезжаю в город на собрания, и мы там выпиваем.
– Кто-нибудь может это подтвердить? – спросила Лакост.
– Подтвердить? – переспросил он.
И тут его осенило, как в конечном счете осеняет всех подозреваемых. Что они подозреваемые. Но в отличие от большинства, Брайан не разозлился, не насторожился. Вид у него стал еще более испуганный, если только такое возможно.
