– Вот кто я.
– Откуда вы знаете про Вавилонскую блудницу? – спросил Флеминг.
– Которую из них? – ответил вопросом Гамаш.
И опять Флеминг моргнул. Но ничего не ответил.
«Ему нужно подумать, – решил Гамаш. – А значит, я проник ему в голову». Эта мысль не доставила ему удовольствия.
– Вы определенно нашли пушку, – сказал Флеминг.
– Определенно, – ответил Гамаш. И замолчал в ожидании.
– Где вы ее нашли? – спросил Флеминг.
– Там, где вы ее оставили, конечно. Она не самая самоходная из пушек, верно?
– Скажите мне, где вы ее нашли, – продолжал настаивать Флеминг.
Он насторожился. Почувствовал что-то в Гамаше. Может быть, некоторую неуверенность. Изменение цвета лица, частоты дыхания, сердцебиения. Перед Гамашем сидел хищник с обостренными органами восприятия, отшлифованными годами тайной жизни. И убийств.
Гамаш знал: хищника может остановить только более крупный хищник. Если ему целую жизнь удавалось ловить убийц, то не потому, что он был робкий или слабый.
– Мы нашли «Беби Вавилон» в Хайуотере, – словно невзначай сказал он. – Вернее, то, что от нее осталось. Другая пушка стояла в лесу. Что же касается Вавилонской блудницы, то не заметить ее трудно. И потом, мы побеседовали с Алом Лепажем.
Он ждал, пока Флеминг переварит информацию.
– Я говорил Буллу, что Лепаж – слабое звено, – сказал наконец Флеминг. – Но Булл проникся к нему доверием.
– Он проникся доверием и к вам. Похоже, он плохо разбирался в людях, – заметил Гамаш. – Как выяснилось, слабым звеном оказался он.
Флеминг изучал Гамаша. И Гамаш чувствовал, что тот пытается сообразить, как наилучшим образом его освежевать. Не физически, а интеллектуально, эмоционально.
Гамаш не сводил глаз с Флеминга, а также ощущал присутствие Бовуара у двери и словно явно видел выражение тревоги на его лице. Предчувствие беды.
– Да, – сказал Флеминг. – Джеральд Булл имел хорошие мозги, но огромное самомнение и еще больших размеров рот. Слишком много людей узнали про «Проект „Вавилон“». Он даже начал намекать, что «Большой Вавилон» реализован.
Флеминг чуть кивнул. Его движение произвело странное впечатление, будто дешевая деревянная кукла пошевелила головой.
– Но «Беби Вавилон», в общем-то, не была тайной, верно? – сказал Гамаш. – И никто не делал из нее тайны. Мы все про нее знали.
Стратегическое использование местоимения «мы» не прошло мимо внимания Флеминга.
– Эта идея принадлежала мне, – сказал он. – Построить пушку на вершине холма, навести ее на Штаты. Сделать из нее «тайну».
Его бледные руки закавычили последнее слово.
– Чтобы она была у всех на глазах, – понимающе кивнул Гамаш. – Но не другая. Не настоящая. И все говорили, что Джеральд Булл – гений.
Гамаш произнес последнюю фразу с сарказмом, и Флеминг покраснел.
– Вас он тоже одурачил?
Гамаш поднял руки, потом уронил их на холодный металлические стол, так похожий на анатомический.
– Вы ведь не знаете, кто я, верно? – сказал Гамаш.
Он словно играл с гранатой. Охранник у двери крепче сжал штурмовую винтовку, даже Бовуар чуть подался назад.
– Никто не знал про «Большой Вавилон», – сказал Флеминг. – Никто. Все считали, что пушка в Хайуотере единственная, а когда она не прошла испытания, все решили, что мы потерпели неудачу.
– Вы подтвердили правоту критиков, – сказал Гамаш. – «Проект „Вавилон“» – пустышка. Они посмеялись и перестали обращать на вас внимание, а вы потихоньку принялись собирать настоящую пушку.
Гамаш не мог не признать гениальность замысла. Провести мощную операцию прикрытия, чтобы ловкость рук принесла плоды. Им удалось незаметно создать самую мощную в истории пусковую установку, потому что все смотрели в другую сторону. Пока эго Джеральда Булла не заявило о себе во всю мочь.
– Истинным гением был, конечно, Гийом Кутюр, – сказал Гамаш.
– Вы знаете про него? – спросил Флеминг, оценивая и переоценивая своего посетителя. – Да, благодаря доктору Кутюру мы заработали целое состояние.
– Но потом Джеральд Булл стал угрожать вашему благополучию.
Гамаш вытащил фотографию из кармана. Он не собирался это делать. Напротив, в его планы это не входило. Но он знал: единственная возможность выудить информацию – дать Флемингу понять, что им и без того все известно.
Он разгладил копию на металлической столешнице, потом перевернул ее.
Брови Флеминга взлетели, и губы снова скривились. В молодости он, вероятно, был привлекателен, но все это ушло, пало жертвой его возраста и действий.
Гамаш постучал пальцем по фотографии:
– Снимок сделан в Атомиуме в Брюсселе, незадолго до убийства Булла.
– Это предположение.
– Вам не нравятся предположения?
– Мне не нравится неопределенность.
– И поэтому вы убили Джеральда Булла? Потому что он вышел из-под контроля?
– Я его убил, потому что меня просили.
«Так, – подумал Гамаш, – осколочек информации».
– Вам, вероятно, не следовало сообщать мне об этом, – сказал Гамаш. – Вас не беспокоит, что после найденной нами пушки наступит ваша очередь? Я бы на вашем месте обеспокоился.
Он знал, что рискует. Но если он уже проник в голову Флеминга, то почему бы там не покопаться и не посмотреть, что из этого получится.
Гамаш заметил страх на лице Флеминга и понял, что этот верный пособник смерти сам боится ее. А может, не столько смерти, сколько жизни после нее.
– Кто вы? – снова спросил Флеминг.
– Я думаю, вы знаете, кто я, – сказал Гамаш.
Теперь он оказался на территории, не нанесенной на карту. Вне головы Флеминга, даже вне той зияющей пустоты, которая когда-то вмещала сердце Флеминга, в темной и ничтожной душе этого существа.
Гамаш познакомился с биографией Флеминга. Богобоязненный прихожанин, настолько боявшийся Бога, что решил бежать от него. В другие руки.
Вот почему он и создал Вавилонскую блудницу. Свою дань.
Но тут мысли Гамаша предали его. Образы жутких жертвоприношений Флеминга снова взорвались в его голове. Гамаш старался как мог прогнать эти картинки из головы. Флеминг внимательно смотрел на него, и теперь он увидел, что так мучительно, так отчаянно пытается скрыть Гамаш. Свою человечность.
– Почему вы здесь? – прорычал Флеминг.
– Чтобы поблагодарить вас, но и предостеречь, – ответил Гамаш, пытаясь снова завладеть преимуществом.
– Правда? Поблагодарить меня? – спросил Флеминг.
