Беллини все еще читал.
– Я знаю, что такое симония, спасибо.
– Разве был когда-нибудь более очевидный случай попытки приобретения должности или благодати? Во время первого голосования Трамбле получил эти голоса только потому, что купил их – главным образом у кардиналов из Африки и Южной Америки. Все имена здесь: Карденас, Дьен, Фигарелла, Гаранг, Папулут, Баптиста, Синклер, Алатас. Он даже заплатил им наличными, чтобы труднее было обнаружить следы. И все это сделано за последние двенадцать месяцев, когда, по его ощущению, понтификат его святейшества подходил к концу.
Беллини дочитал и уставился перед собой. Ломели видел, что его мощный ум обрабатывает полученную информацию, испытывает неопровержимость улик.
Наконец Беллини сказал:
– Откуда вы знаете, что они не использовали эти деньги на абсолютно законные цели?
– Я видел выписки с их банковских счетов.
– Господи милостивый!
– В данный момент речь идет не о кардиналах. Я бы даже не стал обвинять их в коррупции, – возможно, они и в самом деле намереваются потратить деньги на строительство церквей, просто еще не успели. И потом, их избирательные бюллетени сожжены, так что узнать, за кого они голосовали, невозможно. Но сейчас уже абсолютно ясно, что Трамбле нарушил официальные процедуры. Он раздавал десятки тысяч евро и делал это явно для того, чтобы подкрепить свои претензии на папский престол. А это автоматически влечет наказание за симонию. И мне не нужно вам напоминать – отлучение.
– Он будет все отрицать.
– Пусть отрицает, не страшно. Если этот доклад широко распространить, то возникнет скандал, который положит конец всем скандалам. И потом, это определенно подтверждает, что Возняк говорил правду, когда сказал, что его святейшество своим последним официальным актом приказал Трамбле уйти в отставку.
Беллини ничего не ответил. Вернул листы на стол. Своими длинными пальцами аккуратно поправил их, пока они не легли идеально ровно.
– Позвольте узнать, где вы получили эти сведения?
– В апартаментах его святейшества.
– Когда?
– Сегодня ночью.
Беллини в ужасе посмотрел на Ломели:
– Вы сломали печати?
– А какой выбор у меня оставался? Вы были свидетелем той сцены во время второго завтрака. У меня имелись основания подозревать Трамбле в том, что он намеренно уничтожил шансы Адейеми на папский престол, привезя сюда эту несчастную женщину из Африки, чтобы поставить его в неловкое положение. Он, конечно, все отрицал, поэтому мне нужно было найти доказательство. Совесть не позволяла мне стоять и смотреть, как такой человек избирается в папы. Я по меньшей мере должен был навести кое-какие справки.
– И он сделал это? Привез ее сюда, чтобы поставить Адейеми в неловкое положение?
Ломели помедлил.
– Я не знаю. Он определенно добивался ее перевода в Рим. Но он утверждает, что делал это по распоряжению его святейшества. Может быть, отчасти это и правда… покойный папа и в самом деле предпринял некое следствие против своих коллег. Я обнаружил ряд частных электронных писем и расшифровок телефонных разговоров – они спрятаны в его комнате.
– Бог мой, Якопо! – Беллини застонал, словно от физической боли, откинул назад голову и уставился в потолок. – Что же это за дьявольское дело!
– Дьявольское, согласен. Но лучше разобраться с этим сейчас, пока конклав еще действует и мы можем тайно обсуждать наши вопросы, чем выяснить правду уже после избрания нового папы.
– А как мы можем «разобраться» с этим на данном этапе голосования?
– Для начала мы должны сообщить нашим братьям о докладе относительно Трамбле.
– Как?
– Показать им доклад.
На лице Беллини снова появилось выражение ужаса.
– Вы серьезно? Документ, основанный на выписках с частных банковских счетов, украденный из апартаментов его святейшества? Это свидетельство отчаяния! Это может обернуться против нас.
– Я не предлагаю вам, Альдо, сделать это. Ни в коем случае. Вы должны держаться от этого в стороне. Предоставьте это мне. Или, может быть, мне и Саббадину. Я готов отвечать за последствия.
– Это благородно с вашей стороны, и я, конечно, признателен вам. Но ущерб не ограничится вами. Информация неизбежно просочится за стены капеллы. Подумайте о том, что будет с Церковью. Я ни в коем случае не стал бы избираться папой при таких обстоятельствах.
Ломели не верил своим ушам.
– При каких обстоятельствах?
– Обстоятельствах грязной игры – взлома печатей, похищения документов, очернения брата кардинала. Я бы в такой ситуации превратился в Ричарда Никсона среди пап! Мой понтификат был бы измаран с самого начала, если допустить, что я могу выиграть выборы, в чем я сильно сомневаюсь. Вас устраивает, что более всего от этого выиграет Тедеско? Вся его предвыборная программа построена на том, что его святейшество своими непродуманными попытками реформ привел Церковь к катастрофе. Для него и его сторонников сведения о том, что папа читал выписки с их банковских счетов и доклад уполномоченного, обвиняющий курию в коррупции, станет просто подтверждением их точки зрения.
– Я полагал, мы здесь для того, чтобы служить Богу, а не курии.
– Не будьте таким наивным, Якопо, – уж кому-кому, только не вам! Я вел эти сражения дольше, чем вы, и суть вопроса состоит в том, что мы можем служить Господу только через Церковь Его Сына Иисуса Христа, а курия – сердце и мозг Церкви, пусть и очень далекий от идеала.
Ломели вдруг почувствовал начало страшной головной боли, разместившейся ровно за его правым глазом, – такая боль всегда возникала от усталости и нервного напряжения. Прежде, если он не проявлял осторожности, ему приходилось день-другой проводить в постели. Может быть, и теперь так поступить? В Апостольской конституции был пункт, предусматривавший возможность для больных кардиналов голосовать из своей комнаты в Каза Санта-Марта. Бюллетени забирали три назначенных кардинала – инфирмарии, которые перевозили бюллетени в запертом ящике в Сикстинскую капеллу. Его мучительно искушала мысль лечь в постель, укрыться с головой и предоставить другим разгребать эти завалы. Но он тут же попросил у Бога прощения за свою слабость.
– Его понтификат был войной, Якопо, – тихо сказал Беллини. – Люди об этом и не догадываются. Война началась с первого дня, когда он отказался надеть все папские регалии и сказал, что будет жить здесь, а не в Апостольском дворце. И эта война не прекращалась ни на один день. Вы помните, как он пришел на ознакомительную встречу с префектами всех конгрегаций в Болонском зале и потребовал полной финансовой прозрачности – правильного ведения бухгалтерских книг, раскрытия доходов, внешних тендеров на самые минимальные строительные работы, квитанций. Квитанций! В Администрации церковного имущества Святого престола даже не знали, что такое квитанция! Потом он пригласил бухгалтеров и консультантов по менеджменту, чтобы они проверили все документы, выделил им кабинеты на первом этаже Каза Санта-Марта. И он понять не мог, почему курия ненавидит это. И не только старая гвардия! А потом начались утечки, и каждый раз, когда он просматривал газету или новости по телевизору, он видел что-нибудь новенькое о том, сколько его друзья вроде Тутино снимают с фондов для бедных, чтобы отремонтировать свои апартаменты или лететь первым классом. А все время на заднем плане маячил Тедеско и его банда, цепляясь за малейшую возможность, чтобы укусить его, практически обвинить в ереси, когда он говорил что-нибудь, казавшееся слишком здравым, касательно геев, или разведенных пар, или продвижения женщин в Церкви. Отсюда и жестокий парадокс его папства: чем больше внешний мир любил его, тем больше была его изоляция на Святом престоле. В конце он не верил уже почти никому. Я даже сомневаюсь, что он верил мне.
