– Вы сумели вычленить из множества слухов (которые до чрезвычайности достойно отвергли за покуда-что-неподтвержденностью) единственно те из андроповских деяний, что стоят вероятия. Дня меня, как тоже скромного летописца минувшей эпохи, наиболее разительным открытием было ваше утверждение, что чрезвычайно ловко и коварно взобравшийся на самый верх всесильный руководитель Лубянки не знал, что ему далее делать. То есть он не имел никакой положительной программы преобразований – кроме разве бестолкового хватания шатающихся по улицам людей и выяснения, где кто работает. Неужели долголетний возглавитель наиболее изощренной тайной полиции не удосужился загодя подумать о том, зачем и куда он карабкается?
– Совершенно точно: никакой положительной программы он не имел. Возможно, это самое доказанное положение в моей скромной работе. Всю жизнь оголтело рвался к власти, а получив ее в огромной империи, не ведал, куда употребить. Облавы в банях и кинотеатрах никак уж нельзя назвать политикой. И не случайно он от этого сам же вскоре отказался.
– Как прозаика, меня подкупают ваш мягко-иронический тон и одновременно едкие подколки (чего стоит определение «одна из вдов писателя А. Ф-ва»). Вы также очень умело отвергаете обвинения во всяких «анти-», которые неумехи-писаки обычно берут как полено в руки в доказательство своего собственного существования. Все выверено точно: недаром автор был долголетним редактором наиболее тиражного и одновременно корректного журнала «Человек и закон» (пять миллионов до «перестройки» – не шутка). Но позвольте уж в качестве сотрудника по цеху попросить расширить вашу характеристику, которую в книге поневоле пришлось сократить, – и рассказать, каковы были взгляды вашего героя на текущую российскую словесность?
— Ну, все, что о том известно достоверного, я привел в самом тексте. Он любил Евтушенко с Шатровым и брюзжал покойному Георгию Маркову, что у нас преувеличивают значение «деревенской прозы» Это предельно характеристично.
– Скоро мы перейдем «на личности». Но сперва несколько каверзных уточнений:
а) зачем этот кокетливый подзаголовок «Зарисовки из тени» – чтобы мы поверили в вашу скромность?
б) «слабый и безыдейный» в вашем толковании Маленков – а ведь в последнее время появилось несколько публикаций о том, что это был далеко не такой простой партийный чинуша: дескать, предусмотрел многие послабления простому люду, а потом даже, как рассказывают, кончил певцом в церковном хоре – но ведь мог запросто встать во главе наиболее могущественной сверхдержавыXXвека?
в) вы славите К. Черненко за употребление слова «Родина» с прописной буквы – между тем как это правописательное уродство было учреждено Сталиным лишь после второй мировой, когда «Бог» упорно печатался со строчной – и никогда не признавалось русскими людьми старой доброй выучки, чтившими Святую Русь отнюдь не посредством грамматики?
г) никак не соглашусь, что газеты времен Андропова были бессодержательны (стр. 89), – они, напротив, в отличие от невкусных брежневских каждый день раскрывались с ощущением живейшего ужаса: а ну как еще чего-то куда-то повернут?
д) в конце предпоследней страницы – к чему Брежнев объявлен живым еще лишних четыре дня?
— Нет, «из тени» – ибо я находился вдали от Андропова, но в его довольно страшноватой «тени».
На безрыбье и рак, известно что. Спасибо Константину Устиновичу, что Родину почитал хотя бы в грамматике. А о дате кончины Брежнева – тут явная опечатка.
– Теперь уж и самые вопросы по анкете. Но ведь вы сами даете к ним повод: книга чуть ли не на треть рассказывает о личных распрях с ее главным персонажем. Так что, начнем с вашего собственного революционного прошлого: правда ли, что первое свое «дело» вы перебыли еще в середине пятидесятых в Петрограде чуть ли не вместе с нынешним главой русской службы радио «Свобода» Юрием Гендлером?
— Это не совсем точно, по делу моего университетского товарища Гендлера я не проходил. Вскоре об этом будут опубликованы кое-какие документы.
– Еще одно существенное, как представляется, дополнение. Вы исключительно нейтрально поминаете того человека, который нынче распетушился в качестве квасно-кудашливого славянолюба, но тем не менее спроворился на следствии заложить вас с потрохами (уж простите, спрашиваю это в качестве того, кого его откровения тоже задели). Это что – христианское всепрощение? Не лучше ли было благодарно назвать – вы это начали, но оборвали на самом начале – тех, кто во время опалы вас не чурался и продолжал любить и принимать по-прежнему, как художник Юрий Селиверстов?
— На эту тему я объясняться не хочу. Не забывайте, что этот человек получил свое.
– Ваше «дело русистов» недаром было опубликовано по архивным документам, в приложении к «Родине» – журнале «Источник». Делая передачу об обоих изданиях по тому же радио «Свобода», мне довелось подсказать нынешним радетелям возвращения в светлые времена застоя не только левым, но и почвенникам: а вот такого вам не желательно?
– Ну, это уж ваши дела. Помните: «Ты сказал».
– Ваше отношение к дискуссии в альманахе «Вече» (1994, № 52) между неким С. Николаевым, в своей статье «Молодая гвардия» русского возрождения» прославлявшим основателей «русистов» как единственных защитников Отечества в 60—70-е годы, и резким возражением Евгения Вагина, в то же время боровшегося с марксизмом не словом, а делом?
— Опять же это дела Вагина; а я отвечаю только за написанное мною.
– Случайно встретивши философиню Ренату Гальцеву в ИНИОНе в день смерти вашего антигероя, я услыхал от нее глубоко душевное, хотя внешне и не очень православное: «Значит, Бог Россию не забыл!» На последней странице книги вы произносите две ключевые фразы, которые мы вынесли в заголовок беседы: «Всю жизнь молчал и при полном молчании ушел из жизни… А вдруг выздоровеет?!». Существует ли возможность еще одного воплощения…
— Рената была тогда совершенно права. Ну – а вдруг выздоровеет? Долгая и достаточно бурная жизнь убедила меня, что на свете, по Божьему попущению, возможно все что угодно. Какой Платон мог бы предполагать, что во главе великой русской армии станет Троцкий или что возможна бесчеловечная «шоковая хирургия»? Но ведь случилось же.
Благодарю за острые и веселые вопросы.
Январь 1996 г.
Литературная Россия», 1996, 2 февраля
Документ № 13
Письмо Ирины Юрьевны Андроповой начальнику Службы безопасности Президента РФ А.В. Коржакову
Я был счастлив помочь дочери Юрия Владимировича Андропова, хотя в обязанности службы это не входило.
А. Коржаков
Начальнику службы охраны Президента России
Коржакову А.В.
Уважаемый Александр Васильевич!
