Веерное орудие
II
Леонардо, как изобретатель, остается верен себе. Его честолюбие равняется его терпению. Он свою мысль связывает с мыслью природы, продолжателем которой он хочет быть: ее пример и ее успехи поощряют его. Гений, бродивший среди нее во мраке, не видит ли себя обогащенным в ней знанием и волею? Рыбы плавают, птицы летают: почему же человек не может сам устроить для себя то, чего ему не дано природой?
Для плавания необходимы две науки: во-первых, изучение воды и ее движений, одним словом, изучение среды, где оно должно совершаться; во-вторых, изучение рыб, т. е. машин, устроенных для движения в ней. Леонардо намечает план этого предварительного изучения: «Способ плавания рыб; их способ выскакивать из воды, как это делают дельфины, – что должно казаться удивительным в среде, которая удаляется, не оказывая сопротивления (che non aspetta). Как плавают животные с длинным туловищем, например угри и похожие на них рыбы? Как плавают кругообразные рыбы? Как человек должен учиться плавать; как отдыхать на воде; как человек должен защищаться от водоворотов, увлекающих его ко дну; если он был увлечен ко дну, то как он должен отыскивать отраженное движение, которое вынесло бы его из глуби». Природа устроила плавательную машину: рыбу; человек должен подражать ей, видоизменяя ее сообразно своим надобностям. Спасательный снаряд выражает первый шаг к решению задачи: это наполненный воздухом пояс из непромокаемой кожи с парой перепончатых перчаток, который поддерживает утопающего и вместе с тем снабжает его годным для дыхания воздухом, когда его закрывают волны или пена. Леонардо хотелось достигнуть еще большего: сделать для человека воду естественной средой, где он двигался бы как на суше: «ходить под водой, способ хождения по воде»
[94]. Два рисунка сопровождают текст.
Он отказался обнародовать свой способ хождения под водой. «Как и почему я до сих пор еще не писал о своем способе ходить под водой столько времени, сколько можно оставаться без пищи; если я его не обнародовал и не разгласил, так причиной этому людская злость, которая воспользовалась бы этим для убийств на глубине морей, прорубая корабли и потопляя их вместе с экипажем. Я укажу только на опасные приемы, потому что на поверхности воды видно будет отверстие служащей для дыхания трубки, которую поддерживает кожаный мех или пробка». Из этого места видно, что Леонардо нашел средство иметь запас воздуха, достаточный для очень долгого пребывания под водой. Он, следовательно, разрешил – или думал, что разрешил, очень трудную задачу: чем дышать под водой.
Доставить человеку возможность летать, как птица, доставить ему удовольствие плыть, качаясь на легких воздушных волнах, – это поэтическая мечта. Леонардо уже заранее испытывал восторг. «Он, как великая птица, примет свой первый полет на спине благородного лебедя (cecero), приводя весь мир в изумленье, наполняя все книги (tutte le scritture) молвой о себе, доставляя своей родине вечную славу». Многим ученым и теперь еще такая попытка кажется не только смелой, но химерической. Если бы Леонардо был так робок, как они, то он не стал бы тем великим художником, а, следовательно, великим ученым и изобретателем, каким он был. Но его мечта – не смутная и неопределенная мысль; она представляется в ясных идеях, определяющих ее, она выражается в деятельности, осуществляющей ее. Не станем спорить о проекте. Какое терпение и какой скрытый энтузиазм обнаруживается в его постоянных усилиях создать летательную машину! В течение более тридцати лет, среди стольких забот и замыслов, он работает над ней сначала в Милане (рукопись В), потом в Риме (рукопись Е).
Задача поставлена чудесно. Летание возможно потому, что оно существует в действительности. Летательная машина существует, мы ежедневно видим, как она действует на наших глазах. Разберем ее, рассмотрим ее составные части; мы, без сомнения, можем видоизменить ее, приспособить к тяжести и двигательным органам человека. Самые различные животные – от орла до летучей мыши, от рыбы до стрекозы и мошки – летают при самых различных условиях. Члены, служащие для летания, представляют только видоизменение тел, которые служат для плавания и ходьбы. Итак, задача человеческого летания не есть задача без данных, нужно только найти среди множества других, новую комбинацию тех данных, которые умеет находить природа.
Леонардо наталкивается, как бы мимоходом, на парашют и монгольфьер. Он выводит устройство парашюта из наблюдения, что чем более тело расширяется, тем более оно уменьшается в весе или тем больше подвергается давлению воздуха. «Если у человека есть обширная палатка (рисунок действительно представляет нечто вроде шатра), у которой бока и вышина достигают 12 сажень, то он мог бы броситься с самой большой высоты, не причиняя себе никакого вреда (senza danno di se)». Только в 1787 г. Ленорман спустился на парашюте с обсерватории в Монпелье. Без сомнения, для того, чтобы доказать возможность поднятия более тяжелого тела, чем воздух, он устроил прибор, снабженный винтовым колесом, которому пружина, раскручиваясь, сообщает быстрое вращательное движение: на основание этого принципа еще делаются детские игрушки
[95]. Наконец, он открывает принцип монгольфьера: из воска, обращенного в тонкие пластинки, рассказывает Вазари, он устроил странного вида животных, наполнил их нагретым воздухом и заставлял их летать, к великому изумлению присутствующих.
Замечательно, что в принципе воздушного шара с нагретым воздухом он не искал разрешения поставленной себе задачи. «Открытие воздушных шаров, – говорит Петтигрю, – задержало развитие науки об аэростатике, сбивши с верного пути умы и заставляя их искать разрешения задачи в машине, которая была бы легче воздуха, чему в природе нет примера». Верность Винчи указаниям природы предохранила его от этой ошибки. Он не остановился на принципе «легче, чем воздух». Без колебаний он сделал то, что начали теперь делать; секрет летания он искал у птиц, у этой действительной летательной машины. «Известно, – говорит Гюро де Вильнев, – что птицы, рукокрылые и насекомые летают. Несомненно, было бы чудесно, если сделать лучше, чем природа, но сначала будет достаточно, если сделать так же хорошо, как природа. Зачем же искать помимо крыла, когда крыло летает». При изложении теории Леонардо о летании мы указали, с какой проницательностью ученый распутывал различные обстоятельства, примешивающиеся к этому сложному явлению. Здесь мы можем только указать на старания воздухоплавателя восстановить и согласовать различные летательные движения в одной машине, которая осуществляет их при новых условиях. Возможность летания он основывает на принципе равенства действия и противодействия: «Предмет, ударяющий по воздуху, расходует такую же силу, как воздух, ударяющий по предмету (tanta forza si fa colla cosa incontro all’aria, quanto l’arіа alia coso). Ты видишь, что взмах крыльями против ветра удерживает тяжелого орла в самых высоких и редких частях воздуха. Ты видишь, наоборот, что воздух, двигаясь над морем, наполняет надувающиеся паруса и заставляет плыть тяжело нагруженный корабль. Из этих доказательств ты можешь увидеть, что человек с большими крыльями, сильно действуя против устремляющегося воздуха, мог бы победоносно подчинить его себе и подняться над ним». Короче говоря, если воздух может при данном импульсе двигать корабль, то он мог бы поддерживать сильно устремившееся против него тело: влияние скорости на останавливающее действие тяжести дает человеку возможность найти точку опоры в воздухе.
