Так что он играл с малолетками. От бумажной работы на что не пойдешь!
Тамара, сидя на балконе, как раз оказалась единственной болельщицей. Она обмахивалась веером там, на втором этаже, а внизу дети гоняли мяч.
И, засидевшись за письменным столом, футболист Валерий в первый же вечер по приезде Тамары вышел во двор к своей команде, бросил взгляд на тот балкон — и от души продемонстрировал все, на что был способен.
Дочь посла Тамара загрустила как-то, с туманным взором сидела за ужином, ничего не ела.
На следующий день Валера, — по просьбе умной жены посла, которая тем вечером вовремя заглянула на балкон и, вернувшись к себе, тут же посмотрела из окна во двор, где орали юные футболисты, — он был призван к жене посла.
И этот Валера поехал показывать девушке местную столицу.
В том числе он показал и другие свои таланты — подавал руку, вынимая из автомобиля пассажирку, пропускал даму вперед.
Шутил, довольно, правда, грубовато.
Стояла дикая жара. Девушка томилась.
Тамара, грузинка по материнской линии, худощавая девушка с выщипанными тонкими бровями, дребезжала как струна от каждого его прикосновения. Это ему было заметно сразу.
Он даже пару раз не отпустил ее руку после автомобиля, вел и вел.
Лицо Тамары, однако, оставалось аристократически каменным, что внушало уважение и одновременно как бы подначивало Валерину мужскую гордость.
Валера бы, правда, сам в дальнейшем ни на что бы не решился, как вдруг посол лично его вызвал и хмуро велел снова сопровождать Тамарочку по городу.
— Выразила, понимаешь, желание ознакомиться со страной, с обычаями. На базар, в кино.
На базаре Валера купил ей огроменный грейпфрут, который обозвал, конечно, «грейфрукт», сам его взрезал и показал, как надо есть, снимая кожицу с каждой дольки.
Потом он купил билеты в кино за свои кровные, за местную валюту.
Кинотеатр был худо-бедно с кондиционером на американский манер. Для народа он был дороговат. Зал был заполнен только наполовину. По рядам бегали дети. Взрослые перекликались. При каждом повороте сюжета зрители шумели (фильм был из местной жизни, с убийствами, пением и танцами).
Валера кое-как переводил, склонившись к аккуратному уху дочери посла (с бриллиантиком в мочке).
От его дыхания у девушки шел мороз по шее, явно. Валера иногда специально поддувал.
Напряжение достигло такой силы, что в конце концов Валера губами дотронулся до бархатистого ушка, и Тамара тут же якобы вопросительно повернулась к нему, сделав брови домиком и прикрыв свои красивые глаза.
Валера не сплоховал. Целовались до конца фильма, а потом сели в парке на скамейку, после чего залезли в местные колючие кусты, Валера подстелил пиджак изнанкой вниз. Сцепились бурно как самбисты. Все произошло по полной программе. Валера даже не ожидал, что это случится так скоро.
Вернулись потрепанные, как из помойки, у ворот осмотрели друг дружку, смеясь. Валера заботливо, как каждый мужчина после совокупления, вытащил пару соломинок из прически своей невесты.
Тамара была не девушка: немудрено в двадцать семь-то лет. Хотя и слишком опытной ее тоже нельзя было назвать. Так, несколько раз за жизнь.
Знающий Валера сразу понял ситуацию. У нее давно никого не было.
Тамара сначала невольно шипела от боли, а потом принялась тоненько подвывать.
«Молчи», — громовым шепотом предупредил ее Валера.
Хорошо, что невдалеке бурно играла местная музыка.
Тамара кончила честь по чести, хрипло дыша и бурно, но молча вздымаясь. Валера был доволен собой, хотя пришлось выбросить носовой платок.
Без которого тут было не продержаться.
Жара сорок постоянно и высокая влажность.
Хотел было платок сохранить, но потом понял, карман промокнет. Штаны хлопчатые, местные, тонкие.
В руке держать как дурак не станешь.
Юбка у нее осталась чистая, так как Валера эту юбку надлежащим образом в самом начале заботливо завернул от пояса выше.
Опыт по части девушек у бывшего футболиста был большой.
В этот парк он уже водил некоторых.
Собственно, все об этом знали.
В доме посольства, как считалось, была прослушка, и жена посла любила дать понять подчиненным, насколько она в курсе дела. Недаром именно Валера был выбран ею в провожатые. Двадцать семь лет грузинской деве, на что это похоже!
Новобрачные наконец вперлись в помещение посольства.
Валера в темном холле долго стоял рядом с девушкой, что-то бормоча, прежде чем отпустить.
Шептал он всякую ерунду типа «у тебя такие глаза» и «ты моя жена».
Целовались.
На втором этаже горел свет. Мать с отцом не спали, сидели встревоженные, одетые.
Всякое бывало с молодежью, случались и невозвращенцы.
Дочь посла сбежала с сотрудником, осталась за рубежом!
Гражданская казнь для родителей отщепенки, ссылка на родину!
— Так. Где была? — спросил отец, стремительно подходя с оплеухой. — Мы тут чуть полицию не вызвали.
— Папа! Я выхожу замуж! — уворачиваясь, крикнула Тамара.
— Выходишь? Ты у меня выйдешь! — завопил отец на автопилоте, но тут вмешалась мать, Нина Георгиевна.
Она увела Тамару, все выспросила и вернулась к мужу успокоить его.
— Сопляк он еще! Кто такой! Вокруг Тамарки такие парни ходили, сын Туманяна! Дубины Виктор Петровича внук! — кипятился отец. — А она что? Обратила на них? Нет! Ни малейшего! И потом! Ты соображаешь, какие проблемы начнутся? Меня могут отозвать! Семейственность, понимаешь, развел тут! Валерку отзовут вот уж точно! Муж, тоже мне! Куда он, прохиндей без кола без двора? Тренером в Краснодар детской команды? Дурак, дурак! Квартиры у него нету, в общежитие Тамару сволокет, да? Голозадый в принципе, да?
— Погоди, погоди, — увещевала его мадам, — Тамаре-то сколько лет! Ей пора!
— И при этом! У Валеры задание, он не может его бросить, проделана, понимаешь, работа.
Имелось в виду, что Валера занимался попутно еще и шпионской деятельностью и завербовал одного старика-эмигранта, который вращался в местных антисоветских кругах. Старику очень нужны были деньги. Валера в результате посылал в контору толковые отчеты о благотворительных балах, ярмарках и литературных вечерах с белогвардейским оттенком. Контора, таким образом, держала руку на пульсе эмигрантской светской жизни. Старик Тротский, даром что ветхий, проявлял жуткую активность, потому что пылал ненавистью ко всем без исключения эмигрантам (а они к нему).
За многие годы, прошедшие после революции, небольшое русское сообщество (уже в третьем-четвертом поколении) насолило каждому соотечественнику свыше всяких мер, перессорилось, многажды переженилось, в том числе мадам Тротская ушла к князю Шарахову сразу после кончины княгини Уйгур-Шараховой, забрав с собой все сбереженные семейные жемчуга дома Тротских и присовокупив теперь к ним знаменитую уйгур-шараховскую шкатулку.
