А простые советские женщины делились с Алиной и своими бедами, что дома да как мама и как старшие дети (их не разрешалось тут держать), и рассказывали, где что можно подешевле купить, однако эти добрые советы были ей ни к чему: денег у Алины не было ни копейки.
В конце концов к ней стали относиться с уважением, все уже видели, что она сидит над иностранными книгами, знали, что Алина студентка, что она знает английский и французский, поскольку она все время сидела над переводами научных работ по этимологии славянских языков. Это была часть темы ее диплома.
Но вот ей не с кем было даже поговорить, рассказать, какие странные сближения есть у древнерусского со всеми славянскими языками и вообще с санскритом.
И каковы истоки разных наших слов.
Наша умора — их юмор. И наша умора — древнеиндийское moras, смерть.
Наш смех — их смайл, древнеиндийское smayati.
И что за язык церковнославянский, на котором ни один народ, ни единое даже самое малое племя никогда не говорило.
Алина читала молитвы, приводимые в учебниках, и никто не должен был знать, что она молится.
Но однажды наверх в рабочее время к бассейну явился работник торгпредства, прошел мимо всех жен, в том числе мимо своей собственной, то есть вообще мимо, как чужой, показывая, что занят по работе, и обратился именно к Алине с просьбой срочно перевести какое-то письмо и составить вот такой ответ на французском.
Алина выполнила эту просьбу.
Через день Сергей закатил ей скандал, что она не берет денег за перевод.
Что людей с французским в торгпредстве нет, а как раз сейчас идет работа над совместным проектом, и надо требовать оплату.
И что он так этого не оставит.
Через месяц в день выплаты неожиданно для себя Алина получила в бухгалтерии большую сумму.
— Сколько тебе дали? — спросил Сергей.
— А почему вас это интересует?
— А потому, что ты будешь сама теперь мне платить за питание, ясно? Сколько сожрешь, столько и отдашь мне, поняла?
И он поднес к лицу Алины увесистый кулак.
— Если ты будешь мне угрожать, — сказала Алина, — я напишу письмо в МИД.
— О-о-о, разбежалась. Я контролирую всю почту. Я вообще не отправил ни одну из твоих контрольных работ в университет, все бросил в корзину, тебе ясно? За наш счет вздумала получать образование? Да я все твои учебники повыкидаю! Ты их украла вообще в библиотеке! Тебя под суд отдадут! Там штампы есть.
Алина в эту ночь заперлась в ванной, постелила на пол одеяло. Сергей побоялся громко стучать. Заплакал Вася, но Алина не вышла. Всю ночь Сергей тихо матерился, укачивая сына. Завтра сослуживцы, живущие по соседству, а также выше и ниже этажом, сделают ему втык, если не успокоить ребенка.
Утром Алина вышла после душа как ни в чем не бывало, покормила ребенка, спокойно поела сама, держа его на руках (единственная защита от побоев), и, не обращая внимания на матерный шёпот Сергея, захватила с собой рюкзачок, посетила верхний этаж, где поставила коляску под пальмой, наполнила лейку в бассейне и якобы вскопала землю в кадке, а потом щедро ее полила хлорированной водой и выкатила коляску вон из дома.
Она ведь накануне поздно вечером спрятала свою получку у бассейна, как-то вскопала ложкой сухую почву в бочке с пальмой, сунула туда пакет с деньгами и присыпала сверху землей.
Она гуляла под дождем, нахлобучив на ребенка старый разрезанный пакет как капюшон, быстро приобрела себе и сыну по дешевенькому зонтику, зашла в лавку, где купила фруктов, овощей, какие-то консервы с буйволом на картинке, вернулась домой, там уже было пусто, сварила суп с тушенкой, от души наелась, покормила ребенка и поспала вместе с ним, а к вечеру, поужинав тем же супом и приев его до остатка, она перебралась наверх, под пластмассовую крышу к бассейну и там, под дождичком, поплавала вместе с сыном.
Никого не было наверху, удивительное чувство свободы переполняло душу Алины. Первый раз за все последние месяцы. Уже стемнело, над городом поплыли запахи ужина, кумина, перца, карри, сандалового дерева, зажглись огни реклам, а Алина все не уходила. Так хорошо было быть одной, без своего хозяина, без этого постоянного ощущения рабства.
Он поднялся наверх в десять вечера, бледный, какой-то зачумленный, взял коляску с ребенком и покатил к выходу. Алина осталась, задумчиво глядя ему вслед.
У дверей он остановился, оглянулся.
— Идем, тебя никто не тронет, — сказал он человеческим голосом. — Что ты будешь тут как бомж.
Алина не шелохнулась.
Тогда он, оставив коляску, понуро ушел.
Алина покормила ребенка, потом растянулась на лежаке и неожиданно для себя заснула под шелест дождя.
Было не так жарко, градусов двадцать пять, и дитя спало спокойно в своей коляске.
Когда забрезжил рассвет, опять появился Сергей. Бледный как полотно, с умоляющим видом, испуганный.
— Нас же вышлют, — сказал он, — ты этого добиваешься, сволочь? Что мы будем делать в Москве?
Алина молчала.
— Ну хочешь, я буду спать в кухне? Я больше тебя не трону, хочешь? Пальцем не коснусь.
Тогда она встала и пошла с коляской к лифту.
С этого дня Сергей действительно начал спать на полу в кухне, потому что покупка дивана, во-первых, вызвала бы всеобщий интерес с нехорошими последствиями, а во-вторых, стоила больших денег.
Алина же получила возможность жить по-человечески.
Они с малышом спали на большом диване.
Еще не раз ей приходилось делать переводы с французского и даже писать по-английски, когда было некому.
Так что какие-то рунии у нее водились.
Работникам платили именно в руниях, рубли тут не ходили, их никто в обменных пунктах не брал.
Алина не копила денег, в отличие от всех скуповатых жильцов этого дома, она не думала о будущем, да и на квартиру в Москве ей было не собрать при самой жесткой экономии. И даже если собрать, вступление в кооператив было для нее напрасной мечтой.
Но все равно уроки, воспринятые ею с детства, что надо покупать что подешевле, делали из нее разведчицу, аналитика и психолога в одном лице и приносили огромное счастье, когда удавалось найти хорошую вещь за копейки.
Да и все женщины этого дома знали адреса, шастали в самые дешевые магазины и на распродажи, и Алина весело ходила вместе с ними, катя перед собой коляску.
Ее даже посвятили во все местные сплетни, кто с кем спит, и кто кого бьет, и что недавно в Хилау, там что-то строили в дар хандийскому народу, там вечером в бараке муж убил жену за то, что она угостила бананом одноклассника своего сына, пришедшего в гости.
Хандийские власти пронюхали, завели дело, но наши в Хилау отправили труп на родину тайно, по железной дороге…
