— Так мы и навестили больного товарища майора, — возмутился Шевченко. — И цветы ему…
— Ну да, заодно и навестили, — хрюкнул Одинцов. — А что, Клавдия Ульяновна — женщина отзывчивая, добрая, никому не отказывает. К ней часто люди с полевыми цветами приезжают… Я так понимаю, товарищ капитан, если существует сын полка, то где-то должна существовать и жена полка, нет?
— Ты просто злишься, что с нами не поехал, — оборвал его Мазинич. — А если бы поехал, сейчас сидел бы довольный, дышал бы полной грудью.
Разгулу этих циников Алексей не препятствовал — лишь бы за дело болели. Баба Нюра оперативно накрыла на стол и покинула помещение.
— Эксплуататор ты, командир, — завистливо вздохнул Шевченко. — У тебя и прислуга, и повариха, и наложница. За что боролись в семнадцатом году?
— Это не прислуга, а обслуга, — поправил грамотный Мазинич. — Разные вещи. Обслуга в Советском государстве желательна и необходима, прислуга — буржуазный рудимент. А то, что они похожи, — так это, у кого что болит… Слушай, командир, нам уже рассказали про твои подвиги. Как ты догадался, что эта кучка раненых — фашистские диверсанты?
— А что тут непонятного? — удивился Одинцов. — Это же фашисты. У них рожи мерзкие. Как увидишь — все понятно. А командир с ними вечером повстречался — лиц, понятно, не видно, по-нашему бухтят. А спозаранку разглядел, все понял — и давай их истреблять пачками…
— Весельчаки вы сегодня, — укоризненно заметил Алексей. — Серьезнее надо быть, товарищи офицеры. Почему не наливаем, Шевченко? Ждешь, пока командир за вас все сделает?
Старший лейтенант спохватился, разлил в доставленные бабой Нюрой стаканы. Первый тост оригинальностью не отличался: за Победу! Недолго осталось. Скоро вышибем фашиста из Советского Союза, а дальше сам до Берлина покатится!
— Не тот фашист пошел, что в сорок первом, — глубокомысленно изрек Мазинич. — Вот раньше — да, наглый был фашист, самоуверенный, шел в атаку под губную гармошку и даже не пригибался. А сейчас обмельчал, невзрачный какой-то стал, не страшный. Вроде и «Тигра» нового изобрел, и фаустпатроны всякие, а все не то. Дух у фашиста сломался, не верит он в победу. А мы верим…
— Ты наливай, наливай, — ухмыльнулся Одинцов, — закрепим, так сказать, нашу веру. Кстати, товарищ капитан, прибыли разведчики, которые проверяли вашу информацию. Все точно. «Виллис» цел и невредим стоял, где вы указали. Кто-то слил бензин из бака. Ну, это нормально. Взяли на буксир, доставили в Ложок, сейчас специалисты «чешут репы», как заставить работать это вредоносное американское изделие. За развилкой на Бараниху обнаружили сломанную полуторку, машина приписана к подразделению войск тыла, подвергшемуся нападению в Пятницком. Там действительно имитация крупных армейских складов, на которые пришли фашистские диверсанты. Напали внезапно, уложили два отделения необстрелянных красноармейцев. Выжил один — получил тяжелое ранение, заполз под фундамент. Сейчас он в больнице, состояние стабильное, дает показания. Группа диверсантов вышла из леса, забросала охрану гранатами, а там в радиусе десяти километров ни одного нашего солдата. Обнаружив пустые складские помещения, пришли в ярость, все подожгли. Он видел, как они переодевались в нашу форму, мотали себе повязки… Того, которого ты знаешь под именем лейтенанта Аннушкина, он видел. Сравнительно молодой, белобрысый, какой-то прилизанный. Был еще в этой гвардии капитан, но парню показалось, что лейтенант главнее…
— Ты уверен, что не подстрелил его? — спросил Шевченко.
— Ушел, гад, — поморщился Алексей. — Он за спинами своих подчиненных прятался, на рожон не лез. Немецкий офицер, сотрудник абвера. С ним были рядовые выпускники разведшколы, плюс бывший советский офицер с документами Маргелова. Раньше были специальные абверкоманды — отводили диверсантов за линию фронта. А теперь, видать, не доверяют бывшим советским гражданам — с ними ходят, на месте контролируют. Склады в Пятницком были промежуточной целью, шли дальше, в Ложок, а возможно, еще дальше. Диверсант, кстати, тоже уже не тот, — брезгливо усмехнулся он. — Хромает подготовка абвера, берут, кого попало, обучают по ускоренной программе. Ликвидировать безусую охрану, ни разу не бывавшую в бою, это легко. А как столкнутся с более опытным противником — пиши пропало, терпят поражение…
— Тела нашли, — сказал Мазинич. — Порезвился ты на славу — десять душ к чертям собачьим. Рацию и старшего лейтенанта Орехова тоже нашли, по твоим следам прошли разведчики. Там уже живность потрудилась — нос выели и оба глаза, м-да…
— Это ты уместно к столу сказал, — «похвалил» Одинцов. — Я как раз хотел за рыбкой потянуться… Эх, ладно! — Он схватил раскрытую банку с сардинами и стал с аппетитом уплетать ложкой.
— Командир, похоже, что-то намечается, — понизил голос Мазинич. — Ты не в курсе? Наши к наступлению готовятся… Составы приходят, разгружают их по ночам, осуществляется скрытное перемещение войск, орудий. Дезинформацию о готовящемся наступлении в районе Ревзино немцы проглотили, а вот поверили ли в нее — неизвестно. Но они ведь не идиоты. У них повсюду агенты — в лесах, селах, так что шила в мешке не утаишь. Что-то секретничают наши военачальники, не создается такое мнение?
— Стоп! — сделал предостерегающий жест Алексей. — Обсуждать то, что происходит, мы не будем. У каждого есть свое мнение, и оно недалеко от истины. Что-то будет. Когда — неизвестно. Надеюсь, не завтра… — Он покосился на закрытую дверь женской половины, потом на оприходованную бутылку водки, на вторую — еще не оприходованную.
— Заметь, ты первый на нее посмотрел, — обрадовался Саня Шевченко и начал сворачивать «объекту» горло…
Глава четвертая
Шестнадцатого сентября 1943 года, после короткой, но интенсивной артподготовки части Калининского фронта перешли в наступление на Невельском направлении. Атаки ждали под Ревзино, но реальный удар пришелся севернее — на городок Калачан, который обороняли два потрепанных мотопехотных полка 16-й армии вермахта. Городок не имел принципиального значения, не являлся транспортным узлом, в отличие от Ревзино, однако именно здесь советские части устремились в прорыв, вклинившись между группами войск «Север» и «Центр». Местность озерно-болотистая, много лесов, населенных пунктов — раз-два и обчелся. Саперы разминировали две пригодные для тяжелой техники дороги, по ним и двинулись к городу четыре танковые роты 78-й танковой бригады. Пехотинцы ударно-штурмовой группы ехали на броне. Севернее и южнее Калачана тоже что-то происходило, доносились звуки ожесточенной канонады. У сводного соединения 3-й ударной армии была своя задача — освободить город и ближайшие окрестности, перекрыть все дороги на запад и закрепиться на западном рубеже — вдоль дороги Шалыпино-Невель. Особое внимание уделялось нейтрализации некоего секретного объекта, расположенного севернее городка — за Шагринским лесом. Его отрезали в первую очередь, работали специальные команды 12-го мотострелкового полка. Для немцев это все стало как гром среди ясного неба. Связь не работала (заранее позаботились советские диверсанты), никто не знал, что происходит на флангах. Зенитные орудия на восточном рубеже, установленные на прямую наводку, были мгновенно выведены из строя советской артиллерией. Танки «Т-34» выезжали из леса, вытягивались в цепь и по полю устремлялись к городским окраинам. Автоматчики спрыгивали с брони, шли за танками. Проходы в минных полях уже имелись. Потери по ходу атаки были незначительные, немцы еще не пришли в себя после артподготовки. Танки давили оборонительные позиции, автоматчики врывались в окопы, бросались врукопашную. Бились, чем придется, — кулаками, касками, саперными лопатками. Сопротивление смяли, выжившие солдаты вермахта подняли руки. Пленных собирали в поле под охраной жиденькой цепочки автоматчиков. Основные же силы, прорвав укрепление, устремлялись к городу.
