— Прекратить стрельбу! — заорал он. — Все к черному ходу, живо!!!
Главное крыльцо простреливалось со всех сторон, там нечего делать. Шевченко увлекся, пришлось оттаскивать его за шиворот. Все четверо вывалились в коридор, кинулись влево. Алексей замешкался, выбрасывая отстрелянный магазин. Шевченко оттеснил его, первым выпрыгнул в огород. Захлопали «маузеры», залаял пистолет-пулемет «МР-40». Шевченко охнул, споткнулся, покатился в траву. Пули кромсали косяки, угрожающе выли в непосредственной близости.
— Саня, назад! — задыхаясь, хрипел Мазинич. — Саня, ты что?
Прохода не было! Вроде поленница рядом, ограда, разделяющая участки, трава по пояс, а выйти никак невозможно! Противник залег в огороде, вел прицельную стрельбу. Раньше надо было шевелиться! Скрипя зубами от злости, Алексей подполз к порогу, высунулся. Старший лейтенант Шевченко лежал в паре метров от двери, подмяв жухлую полынь. Он раскинул руки, смотрел в небо широко открытыми глазами. Никогда еще капитан Макаров не видел у своего подчиненного такого ясного взгляда! Боль, изумление, неверие, что все вот так глупо закончилось… Из груди убитого струилась кровь, несколько прямых попаданий, и никакого шанса, что случится чудо!
Алексей пополз назад, и как вовремя — залаял «косторез», и половицы, на которых он лежал, вздыбились волной.
— Командир, давай вытаскивать Шевченко… — прохрипел где-то сзади Одинцов. — Куда ты на попятную?
— Отставить, мужики, нет больше Шуры… Мазинич, оставайся в коридоре, сейчас фрицы пойдут… Да от гранаты поберегись… Одинцов, за мной!
Молодой лейтенант что-то мямлил, неумело матерился, но послушно бежал за капитаном. Они припали к окну в комнате… и замерли! Танк, остановившись неподалеку, медленно поворачивал башню! С трех сторон по дому строчили автоматы, ухали карабины. Мимолетное злорадство: что, получили, уважаемые Анна Ильинична и Петр Силантьевич? Трижды бы подумали, зная, что их дом разнесут в щепки…
— Коля, назад! — заорал Алексей дурным голосом. — Сейчас шмальнут, к едрене фене!!!
— Пусть выкусят, падлы! Это им за Шуру! — завопил Одинцов, выхватывая гранату из лежащего под ногами подсумка. Он успел ее метнуть в выбитое окно и залился каким-то зловещим смехом. Да что он вытворяет, дурачок? Все равно не долетит, слабо ему добросить до танка!
Время поджимало, волосы шевелились на затылке… Где-то в палисаднике взорвалась граната, не причинив никому вреда. Алексей схватил Одинцова в охапку, поволок из комнаты. Тот сопротивлялся, рвался в бой. Ни хрена не осталось от здравого смысла! Гавкнул танк, бронебойный снаряд воткнулся в дом — еще ладно, что в фундамент, а не пробил его насквозь! Фасадная часть подпрыгнула, как картонная сарайка, взрывом вывернуло цоколь, рушились бревна, трещали и сыпались перекрытия. От этой части дома ничего не уцелело. Оба упали, когда на них в атаку отправился вздыбленный пол, покатились обломки мебели. Одинцов остался сверху, Алексей под ним надрывался от кашля, давился известкой и пороховой гарью. Вокруг творился какой-то ад, трещали деревянные конструкции…
— Николай, слезай с меня, бежим отсюда… — прохрипел он, выбираясь из ловушки.
Одинцова сверху придавило столешницей. Голова его висела, как у куклы. Он принял на себя весь град осколков, поневоле прикрыв собой командира. Алексей теребил парня, что-то орал, призывал очнуться, бежать отсюда, к чертовой матери! Одинцов не реагировал, из пробитого живота, пузырясь, вываливался кишечник.
Макаров отполз на четвереньках, поднялся на дрожащих ногах, уперся гудящей головой в стену. Сейчас танк опять шмальнет, образовалась ленивая мысль.
На улице деловито перекликались фашисты, кто-то посмеивался, постукивал «МР-40». Пошатываясь, Алексей выбрался в коридор, рухнул на колени. «ППШ» Мазинича трещал над ухом, он продолжал удерживать коридор с выходом на черный ход, по которому стелился дым. И неплохо, похоже, удерживал, на пороге валялся труп в немецкой форме. Немцы наседали, стреляли из огорода, но пока не спешили врываться. Видно, мертвое тело на пороге слегка отрезвляло.
— Командир, ты весь в крови… — отшатнулся Мазинич.
— Это не моя кровь, Вадим…
— Где Одинцов? — заорал ему в лицо Вадим. Потом осекся, все понял, заблестело что-то в глазах.
— Вадим, нельзя тут оставаться… — хрипел, давясь кровью, Алексей. — Сейчас танк опять пальнет, зажмут окончательно… В огороде их немного, выскакиваем, они не ждут такого, сразу залегаем… Ориентир — соседский участок…
Он первым устремился на прорыв из раскуроченной хаты. О смерти не думал, они вырвутся, переживут и это! В несколько прыжков одолел коридор, выпрыгнул на улицу, прыжком добрался до мертвого Шевченко, повалился за ним. Немцы были совсем рядом! Двое прятались за дровяником, один корчился за бочкой.
— Вадим, давай! — крикнул Алексей и ударил с вытянутых рук врассыпную. Немцы не выдержали, стали отползать. Один из них набрался храбрости, приподнялся, чтобы выстрелить, его и «успокоил» вылетающий с черного хода Мазинич. Солдат повалился ничком, покатилась с головы пробитая каска. Алексей поднялся, кинулся к дровянику, опустошая магазин. Последний немец вознамерился дать деру, елозил, как таракан, всеми конечностями, в глазах метался ужас. Он заслонился руками, истошно орал, видя, как из ствола вырывается его смерть.
— Вадим, к соседям!
Вот именно, не пора ли навестить соседей? Оба устремились к ограде, которая отзывчиво пала от удара сапогом. Запоздало выстрелил танк. На этот раз танкист взял выше, снаряд пробил остатки здания, взорвался далеко в огороде. Опалило горячим воздухом, взрывная волна подтолкнула в спину. Алексей перекатился в соседний огород, сшибая хлипкие посадки, рядом плюхнулся Мазинич. Поздно отложилось в голове, что вдогонку им заполошно стреляют. Немцы выбегали из-за угла горящей хаты, лезли от дальних соседей. Не могли они упустить возможности захватить (или перебить) офицеров «Смерш»! Надрывался офицер, похоже, все происходящее переставало ему нравиться.
— Вадим, давай, еще один рывок… — пробормотал Алексей. Их прикрывали какие-то жалкие кусты, остатки русской печи «уличного типа».
— Спекся, командир, ногу прострелили… — скрипя зубами, пожаловался Мазинич.
Ногу прострелили выше колена, да так неудачно, черт возьми! Кровь выплескивалась фонтаном! Артерию пробило… Алексей схватил его за шиворот, стал тянуть на себя, перетаскивая через клумбу. Немцы на участке Божковых, вытянулись в цепь, пошли вперед. Он кряхтел, принимая приемлемую позу, умудрился выплюнуть с одной руки остатки магазина.
— Командир, ты что делаешь? — ужаснулся Мазинич и вцепился ногтями в землю. — Обоих же убьют, а у нас задание, забыл? Руки убери, говорю… — Он извивался, отрывал от себя намертво впившиеся пальцы капитана. — Вали отсюда, я прикрою… Да поспеши, командир, обойдут же сейчас…
— Нет уж, парень, вместе уйдем…
— Леха, дурак, отпусти… — Мазинича уже трясло, глаза затягивала поволока. — Это не помощь, пойми, это преступление против народа… Соображай же скорее, эти твари скоро все вывезут с объекта, и получается, что мы подохнем абсолютно задаром… А это обидно, командир, все равно не вытащишь меня, я уже не ходок… Проваливай, говорю… — Он резко оттолкнул от себя Алексея, и тот покатился между грядками.
