Наконец Алексей в изнеможении опустился на завалинку рядом со слепым стариком, тот сидел, подавшись вперед, опираясь на тросточку, и курил самокрутку. Он слышал шум, на слух не жаловался, но давно разучился проявлять какие-либо эмоции. Старик повернулся к нему, глубоко затянулся. Погоня отстала, в далеком переулке хлопали выстрелы.
— Отец, дай затянуться, — попросил Алексей.
Старик поколебался, потом протянул ему цигарку:
— Затянись, сынок…
Самосад был что надо, и Алексей надрывно закашлялся. Вторая затяжка прошла удачнее. Он выдохнул дым и с наслаждением откинул голову. Голова закружилась. Появилось глупое желание засмеяться.
— Хорошо тебе, сынок? — прошептал старик.
— Замечательно, отец… Держи свое «химическое оружие».
— Да кури, чего там, — отмахнулся старец. — Я себе еще скручу.
— Ну, ладно, спасибо. — От третьей затяжки окончательно поплыла голова. Не хотелось шевелиться, куда-то идти. В межквартальных дебрях перекликались немцы, матерились подтянувшиеся полицаи.
— За тобой гонятся, сынок?
— Ага, за мной, — кивнул Алексей. — Не понравился я им.
— Бывает, — вздохнул старик. — А ты кто — еврей, цыган, коммунист, красный солдат?
— Идиот я, отец. Полный идиот, проваливший задание начальства. Надо исправлять, но как? Знаешь, я пойду. — Алексей, пошатываясь, поднялся. — Если придут сюда супостаты, сможешь им сказать, что никого не видел?
— Да я и так тебя не видел, — кивнул «абориген», вытаскивая из кармана кисет с табаком. — Ты у меня навроде пятна в глазу. Еще в германскую шрапнелью шарахнуло, полгода по госпиталям мыкался. Лицо зажило, а вот глаза так и не видят…
«Да и хорошо, что слепой, — подумал Алексей. — Лучше не видеть этот мир, нет в нем ничего светлого и радостного, помимо того, что обещают»…
Он отряхнулся в переулке, заправился и, уже не хромая, зашагал на север. Попутно размышлял. Капитан, засекший его на площади, знал, что Макаров — сотрудник «Смерша» (покойный Петр Силантьевич оповестил об этом всю улицу), отсюда такой интерес к его персоне. Люди из абвера понимали, если где-то «Смерш», значит, что-то замышляется. А что интересного может находиться в данном квадрате, кроме секретного объекта за Шагринским лесом? Поэтому ловля продолжится.
До ближайшего проулка было метров семьдесят. Район, казалось, вымер. Но нет, со стороны Центральной улицы лихо вывернул мотоцикл с коляской, за ним еще один! Блеснула кокарда на офицерской фуражке.
— Хальт! — резануло по ушам. Простучала предупредительная очередь. И откуда они берутся! Пришлось опять прыгать на корточках, когда предупредительные выстрелы переросли в стрельбу на поражение. Последние метры до переулка Алексей летел, как ошпаренный, мысленно поздравил себя, что пока еще жив, и помчался дальше — к руинам мебельной фабрики, при штурме которой особо постарались советские танкисты. Ограда фабрики лежала в пыли, кирпичные корпуса за оградой были разрушены до основания. От мощных когда-то стен уцелели лишь фрагменты. Возвышались горы мусора, металлолома, посреди двора лежали останки подъемного крана. Он припустил между цехом и небольшим строением фабричного управления, на котором еще красовался ободранный нацистский плакат: мускулистый солдат вермахта с лицом суровым, как само воздаяние, сжимал мозолистый кулак, в котором трепыхались похожие на червей людишки, по задумке автора наглядной агитации, «большевики и жидо-комиссары». В «ТТ» оставалось пять патронов, в кармане — две запасные обоймы. Ни ножа, ни даже тросточки — все посеял. Он залег в углу за грудой искореженного железа. Оба мотоцикла уже неслись по переулку. В каждом — экипаж из трех человек. Первый промчался дальше, в коляске сидел офицер с поблескивающей кокардой на фуражке. Второй резко остановился, перегородив переулок. Солдаты спрыгивали на землю, настороженно озирались. У мотоциклиста был «МР-40», у остальных карабины «Маузер-98 К». Полная амуниция, прорезиненные плащи, маскировочная сетка на шлемах. Троица посовещалась, потом солдаты, растянувшись цепью, двинулись к руинам фабрики. Надоело постоянно принимать бой! Уходить надо, пока не собрали всех немцев в городе. Отсюда до леса уже немного… Алексей начал отползать, потом поднялся, припустил вприпрыжку за угол…
За зданием управления начиналась свалка, за ней пересохшая сточная канава из бетонных полуколец. Он распластался в канаве, прислушался. Сбоку перекликались немцы. Там всего трое. Пока осмотрят порушенный цех, пройдет масса времени. Подкрепление получат не сразу. Канава выведет в лес, где-то ведь должен обрываться сток. Есть еще трое на первом мотоцикле, они где-то там, впереди, на это «обстоятельство неодолимой силы» он повлиять не мог…
Канава тянулась в стороне от вспомогательных фабричных корпусов. Здесь забор был не разрушен, она пролегала у его подножия. Голоса за спиной становились какими-то рваными, то затихали, то снова «ласкали» слух. Где-то впереди заработал мотоциклетный мотор, кашлянул несколько раз и затих. Обозначился пролом в заборе. Алексей остановился, привстал на коленях и внимательно огляделся. Территория фабрики обрывалась, с севера ее ограничивал аналогичный забор. Он метнулся в пролом, перелез на другую сторону. Сердце призывно заколотилось, он все же вышел из города! Впереди за грядой кустов возвышался осинник. Местность понижалась перед кустами. Оказалось, что по лощине проходит дорога, правда, колея уже поросла травой. Она огибала с севера территорию фабрики, и неизвестно, в какие концы пропадала. Судя по ее виду, это была не та дорога, что вела на объект «Waldhutte». Та дорога была где-то рядом, но Алексей пока не сориентировался. Он присел за ивой, склонившейся над колеей, снова прислушался. Фабрика затихла — вымерли они там? За поворотом вдруг взревел мотоциклетный мотор и заглох. Хоть какая-то ясность…
Дорога забирала влево, повторяя форму лощины. В колее стоял тот самый мотоцикл с офицером в составе экипажа. К сожалению, не тот капитан, что мозолил глаза на площади. Сравнительно молодой мужчина в пехотной форме обер-лейтенанта. Начищенные сапоги, фуражка с задранной тульей. Кобура была расстегнута, «люгер-парабеллум» он держал в руке. Мужчина, прислонившись к люльке, озирался по сторонам. Один из солдат ковырялся в моторе, так некстати сломался «железный конь». Второй прохаживался по другой стороне дороги, держа карабин на изготовку. За спиной солдата висел походный ранец, поверх которого была наброшена утепленная форменная куртка. Алексей лежал метрах в тридцати от этой компании. Можно было мимо пройти, отправиться своей дорогой, всех фрицев все равно не уничтожить. Но очень уж симпатично смотрелась офицерская форма. Захотелось такую же. Размер практически совпадал. Не соваться же на секретный объект в «костюме нищего»?
Подкрасться незамеченным было невозможно. Поднять стрельбу — сбежится весь город. Те трое точно прибегут, они и так неподалеку. За жидкой лесополосой проглядывал фабричный забор. Почему-то вспомнился практически бесшумный ампуломет — несуразное оружие Красной Армии на начальном этапе войны. Громоздкий лафет из сваренных стальных труб, ствол с патронником, прицельное приспособление. Все это «несчастье» было неповоротливо, весило 28 килограммов. С ампулометом справлялись трое — наводчик, подносчик и заряжающий. Ампула с горючей смесью выбрасывалась на 250 метров, и в случае прямого попадания вражеская техника (живая сила, полевые укрепления) охотно сгорала. Проблема состояла в том, чтобы попасть и самому не загореться. Эти штуки применялись при обороне Ленинграда, и в целом с задачей справлялись. В 42-м производство ампулометов свернули, появлялись другие средства ведения боя: новые артиллерийские образцы, противотанковые ружья.
