– Ну… может, я не совсем точно передала тебе его слова, – пожала плечами Саша. – Я, признаться, не очень старалась их запомнить, потому что главными были вовсе не они.
– А что же? – проговорила Ольга, с огорчением отметив, что на нервной почве у нее задергался сначала левый глаз, а потом и правый. Она с ожесточением потерла глаза кулаками, размазала вокруг них тушь и посмотрела на Сашу из черных кругов взглядом затравленной совы.
Саше очень захотелось рассмеяться, когда она увидела, как Ольга обошлась со своим макияжем, но она сдержалась, поскольку сразу поняла, что Ларионова близка к самой настоящей истерике.
– Главными были другие слова, – твердо сказала она. – Он сказал, что ты ему очень нравишься и что он хочет с тобой встретиться, чтобы еще раз тебе все объяснить.
– И тебе показалось, что он говорит правду? – прошептала Ольга.
– Я просто уверена, что правду. Он так волновался, что у него даже руки дрожали. Такое не сыграешь.
– А как же геометрия? – не сдавалась Ольга.
– Далась тебе эта геометрия! – встряла Маша. – Ты с ним встреться, тогда и узнаешь все про геометрию, если уж так неймется. Только я бы, например, не стала.
– Почему?
– Потому что ситуация полностью под твоим контролем и ты можешь использовать ее по своему усмотрению.
– Это как же?
– А как хочешь! Можешь изображать из себя благородство, можешь – сумасшедшую влюбленность, а можешь сделать вид, что просто снизошла до него по его же слезной просьбе. Вариантов – десятки! И главное – ты в любом на коне!
– Да? – растерялась Ольга.
– Конечно! Он же умоляет о свидании, а не ты!
– Пожалуй, тут есть над чем подумать…
– Вот именно!
Ночью после дискотеки Ольге не спалось. Она без конца прорабатывала варианты встречи с Добровольцем. Сначала представляла, как завтра с тонким благородством едва лишь намекнет на непорядочность близнецов и позволит Сашке иногда провожать ее из школы домой. Потом ей виделось, как она в позе оскорбленного достоинства особы царских кровей слушает признание Добровольского в его гнусности и гордо отсылает его от себя с приказом никогда не приближаться к ней ближе чем на метр. Третий вариант нравился ей больше всего, потому что по его сценарию они с Сашкой сначала признавались друг другу в любви до гробовой доски, а потом тонули в сладких слезах и поцелуях.
Только под утро Ольга все-таки заснула, и приснился ей отвратительно-непредусмотренный четвертый вариант. Будто бы она приводит Добровольского домой, говорит маме: «Познакомься, это Саша», а тот начинает дьявольски хохотать, а потом заявляет, что никакой он не Саша, а наоборот – Паша. После этого у Паши вдруг начинает вытягиваться и разветвляться в разные стороны шея, и он превращается в чешуйчатую многоголовую гидру.
Ольга проснулась от страха и тут же решила, что сон, без сомнения, пророческий, тем более что приснился с четверга на пятницу. Исходя из этого, она решила, что расслабляться от сообщения, полученного от Маши, не стоит, а надо постоянно находиться в состоянии боевой готовности и не терять самообладания, чтобы гидроподобная близнецовая многоликость не застала ее врасплох.
Удовлетворенная принятым решением Ольга мгновенно заснула снова и проснулась по звонку будильника вполне бодрая и в крайне боевом настроении. Днем 9-му «А» предстояло совместно с московскими гостями посетить Русский музей, и Ларионова настроилась исключительно на общение с прекрасным, к чему братья Добровольские не имели никакого отношения.
Глава 9
Неужели все будет хорошо?
Во дворе музея Нина Петровна попросила ребят подождать, пока она договорится об экскурсии, но Ольга остановила ее:
– Зачем тратить деньги на экскурсовода, если у нас есть свой собственный!
– Что ты имеешь в виду? – не поняла ее классная руководительница.
– У нас есть Петр, – сказала Ольга и вытолкнула вперед Телевизора. – Он с пятого класса занимается в школе при музее и знает абсолютно все периоды и направления!
– В самом деле? – с сомнением качнула головой Нина Петровна.
Это ее сомнение Телевизору не понравилось, и он, поглядывая на Оксану Панасюк, тоненько, но решительно заявил, что Ларионова абсолютно права и что деньги действительно пригодятся им на что-нибудь более полезное, например на мороженое с молочным коктейлем в музейном буфете или даже в каком-нибудь кафе.
Экскурсию Телевизор начал, как и полагается, с древнерусского искусства, то есть с икон, и вел ее так мастерски, что на его детсадовский голосок слетелась еще масса народа и стала толпой ходить по залам вслед за девятиклассниками. Катанян недовольно пробурчал, что неплохо бы взять с этих любителей халявы деньги и тогда к молочному коктейлю можно будет взять в буфете еще и по пирожному. Галка по-змеиному зашипела ему в ухо, чтобы он замолчал и не позорил класс перед москвичами. Нина Петровна, гордясь учеником перед музейным народом, несколько раз смахнула слезу умиления, а Ольга никак не могла стойко держать намеченную линию поведения, поскольку Саша Добровольский безотрывно смотрел ей в щеку.
Воспользовавшись некоторой сутолокой, возникшей при переходе в следующий зал, Ольга задержалась в предыдущем и быстрым шагом пошла по залам в другом направлении, чтобы скрыться от Саши и привести свои чувства и настроение в норму. Остановилась она около огромной картины Брюллова «Последний день Помпеи» и села против нее на мягкий диванчик. Да-а-а… Прямо скажем, не повезло этим помпеянам… Страшная картина, хоть и ненатуральная какая-то… Все рушится, черный пепел валится, а люди чистенькие, красивые, ни ран у них, ни крови… Телевизор, правда, объяснил это несоответствие изображенного реальности суровыми законами классицизма, но Ольга почему-то все равно осталась недовольна Брюлловым.
Она вздохнула, встала с диванчика и хотела подойти поближе к портрету Самойловой, чтобы получше рассмотреть ее бальное платье, но тут кто-то дернул ее за руку и силой усадил обратно. Ольга ойкнула и увидела рядом с собой Пашу Добровольского. Она теперь с полной уверенностью могла утверждать, что это не Саша. Она только глянула в лицо своего одноклаcсника и сразу увидела совсем другие черты, сердцем почувствовала чужого ей человека. Добровольский этого не знал, и преимущество было на Ольгиной стороне. Она вся подобралась и приготовилась к последнему, как ей казалось, бою с коварными близнецами.
– Что ты смотришь на меня, как на многоголовое чудовище? – спросил Доброволец, и Ольга, несмотря на то что сама нарекла сон про чешуйчатую гидру пророческим, поразилась совпадению образов.
– Как хочу, так и смотрю, – не очень умно ответила она. – Быстро излагай, что тебе от меня надо, Пашенька.
Ольга думала, Добровольский удивится тому, как быстро она его раскусила, и растеряется оттого, что прикидываться Сашкой бессмысленно, но Паша, казалось, ничего необычного не заметил.
