— Быстрой охоты, тихой, — желает он. Насчёт ушей не одёргивает, хотя, конечно, заметил.
Младший благодарит, склонив голову. Нга-Лор указывает ему на хранилище.
— Как давно у нас были сытые дни? У лесей гон, дичатся… Но сегодня добыча идёт к нам сама. Сделаешь?
— Сделаю.
Если Нга-Аи и угодно есть одни корешки, то остальные нга всегда предпочтут траве мясо. Нга-Лор прикусывает кончик языка, представляя жир, капающий с вертела на угли. Нга-Тет ворчит, копаясь пальцами в гуще, и это мешает Нга-Логу думать. Бор шумит.
— Я видел шамана, — решает поделиться он, пока все слушают. — Ночью, когда вставал по нужде. Он сидел у очага и ворошил угли. Я упал на землю, и он разрешил мне дотронуться до края его шкур.
Нга-Аи просится сказать. Нга-Лор кивает.
— Ты спросил у него, когда нам сеять? — Нга-Аи блестит глазами. — Это важно!
— Я начертал знаки, и он показал в ответ: «Через полцикла». Он обещал тогда дождь. Я лежал, а он пел на Громкой речи, но тихо, чтобы никто, кроме нас, не слышал. Он был добрым и не кричал, и коснулся меня, чтобы осенить оберегающим знаком, и я снова заснул, а когда проснулся, его уже не было.
— Светоч благоволит, — довольно отмечает Нга-Лор. — Нужно будет отнести шаману коренья.
«Нга-Лота нет? Тогда вот вам „почему“: шаман сам не знает, правда не знает, хоть и сидит на своей Горе и великий, как вы его все называете. Я принёс ему непонятный корень, а он начертил мне: „это червяк с ногами, много-много циклов назад затвердевший в грязи и ставший, как камень“. Каково, а? Он не знает и ещё смеётся!»
Нга-Аи просится сказать. Нга-Лор разрешает.
— Нга-Анг говорил, что у него глаза зелёные, как светли.
— Потому и умер не в свой цикл. Нельзя смотреть в лицо шаману, — бурчит Нга-Тет.
Печаль теперь церемонна, потому что имя было упомянуто вслух, и Нга-Тет бурчит ещё, что в его молодости тоска по родителю занимала ровно цикл, а не три, и это было правильнее, потому что жизнь дана не для слёз, но ветер шлёпает ему в лицо паутину с колючника, и он ругается.
— Он умер, потому что его укусил гад, — поспешно вмешивается Нга-Лог. — Умер от яда, не от ворожбы. Шаман не убивает своих нга, а защищает.
Нга-Тет хмыкает. Нга-Лог вспоминает отсветы на стенах хижины и делится с Нга-Аи, отвечая на её слова:
— Он сидел спиной, и я видел, как на шкурах горит зелёное. Думал, светли. Но, значит, Светоч его глаз. Так красиво…
— Шаман велик, — подтверждает Нга-Лор. — И всевидящ. Его глаза должны гореть, а мы всё-таки не должны в них смотреться. Но не из страха, а из уважения.
Нга-Эу просится сказать. Нга-Лор встает, отряхиваясь.
— Брат?
Нга-Лог поднимается и закидывает копьё на плечо.
— Не ходи через Яму, — отдает последние наставления старший. — Нга последней мены говорили, что там опять плачут духи. Будешь плохо спать.
Женщины вздрагивают. Нга-Лог знает, о чем они сейчас думают, хоть и прикрыли глаза, чтобы не показывать мужчинам свой страх: видение горящих хижин, страшные чудовища, топчущие лапами многих кричащих нга, палки, плюющиеся огнем, межплеменная битва. Неупокоенные души в Яме повторяют то, как они умерли, пугая охотников и идущих на мену. Если не посвящение, не нужно смотреть.
— Я обойду её вокруг, — успокаивает он Нга-Лора.
Тот кивает. Нга-Тет, к которому духи когда-то не вышли, чавкает с деланным равнодушием. Ему никто не поверит, поэтому он не рассказывает, но везение, которым он всегда считал то, что тогда ничего не увидел, сейчас оборачивается обидой. Сходил бы ещё раз, чтобы накормить интерес, но с такой ногой не спускаться, а падать.
— Я хочу его правую лопатку. Нга-Лог?
Нга-Лор суёт ему корзину.
— Мясо только в обмен на корни.
Нга-Тет морщится.
К. — Центру
Эй, поговори со мной. Мне скучно.
Центр — К.:
Иди поболтай со своими подопечными.
К. — Центру
Они болваны. При виде меня роют мордой землю и дрожат. С трудом удерживаюсь от искушения дёрнуть кого-нибудь за ухо. Или за хвост…
Центр — К.:
Тебе напомнить, что нельзя применять силу?
К. — Центру
Да знаю я, не утруждайся. Вчера ночью спустился через локальную дверь, чтобы изучить их припасы: в яме, камнями задвинуто, всё, как у умных, чтобы звери не сожрали. Бобы, зерно, корнеплоды — барахло с раннего урожая, кое-где уже размякло и прорастает. Подумал, как они определяют, когда засеивать свои делянки, и почему тянут на этот раз. Не такие болваны, выходит, что-то соображают насчет влажности и погоды… Поднялся обратно, взял планшет с данными, блокнот и ручку, снова спустился, присел к догоревшему костру, чтобы не мёрзнуть, стал вычислять. Ну, знаешь, показания барометра, да с учетом сезона, да шкала температурных колебаний… Тут один хвостатый проснулся, наружу было полез, меня заметил и в пол рожей. Вижу, просится мантию лобызнуть, как католик — папский перстень. Почувствуй себя владыкой — разреши. Холоп к одёжке припал и рисует в песке, спрашивая насчет посева: правильно ли они временят, не торопятся. Ага, значит, это у них на уровне интуиции, а обоснования всё-таки нет… Я уже понял, что дождей две недели не будет, и доходчиво ему объяснил. Потрепал за ушком, спел колыбельную. Кот свернулся и засопел. Это тот, который молодой, ещё без пары, хотя пускает там слюни на одну девицу, и вечно гоняем вожаком по разным поручениям. Даже жалко его. Забрать, что ли, домой?
Центр — К.:
Выгуливать, дрессировать, готовить ему еду будешь сам.
К. — Центру
Легко.
Центр — К.:
И переклеивать изодранные обои. И слушать мартовский ор. К тому же, у него наверняка блохи, куча болячек и привычка метить дальше, чем видит. Оно надо?
К. — Центру
Воспитаем, намордник наденем, вымоем, вылечим, сводим к ветеринару на предмет того самого. А?
Центр — К.:
Ты — изувер.
Нга-Аи выбросила корень в помойный овраг.
— Отдала бы мне, — брюзгливый Нга-Тет высунулся из-за плеча. — Не пришлось бы копаться.
— Он несъедобный.
— Ну и что. Я бы принёс его Нга-Лору, он дал бы мне мяса, а потом был бы волен сам выкинуть, а теперь мне надо рыться в земле, как женщине, и слушать твои насмешки.
— Сегодня я не буду смеяться и поделюсь с тобой тем, что найду. Только скажи: что решил Нга-Лор?
