Нга-Эу, дрожа, поднялась, а оборот, которому никогда уже было не подняться, лежал тёмной грудой неопрятного меха, и острая косточка — женская заколка для волос — торчала у него из глаза, словно странный нарост. Рыжеволосая выбралась из-под мёртвого оборота и вытерла свой нож о смятую траву. Трава окрасилась чёрным, маслянисто поблескивающим. Нужна ли была двуглазой вообще помощь? Но она взглянула на Нга-Эу через спутавшиеся рыжие волосы с прямой одобряющей благодарностью.
— Ловко ты его. Отличный удар.
Нга-Эу не понимала Громкую речь, но то, что это — слова, какими обращается воин к воину, догадаться было несложно.
Нга-Эу, покорная и тихая жена, убила оборота.
— Он живой? — спросила Нга-Эу у младшей.
Та поняла, про кого она, и кивнула, всё ещё в благоговейном страхе глядя на неподвижную тушу:
— Но крепко получил по голове. Я не далась.
— Ты всё сделала правильно.
Нга-Аи перевела взгляд на заляпанные багровым руки Нга-Эу. Восхищение и восторг, исходящие от младшей, заставили Нга-Эу смутиться. Оторопело застывший рядом с Нга-Аи человек неуклюже помялся и кашлянул. Рыжеволосая улыбнулась ему.
— Это самый невозможный сон, куда меня когда-либо заносило, — произнёс человек. — Вы в порядке?
— Только куртку испачкала. Но кровь отстирывается.
Она стояла перед ним в зелёных отблесках от взбудоражено носящихся по поляне светлячков — женщина с портрета. Нож снова щёлкнул в её руке, когда она сложила его и убрала в карман куртки. Небольшой и аккуратный ножик с перламутровой рукоятью. Человек хотел спросить так много, но смог сейчас задать лишь один вопрос.
— Вы пришли за мной?
— Да. И за ними тоже, — ответила рыжеволосая. Человек увидел потёки чужой крови на светлой коже предплечья, на коричневом в полумраке задравшемся рукаве куртки. Маркиза стояла очень прямо и расслабленно. Человек был уверен, что она даже не поцарапалась. — Пойдёмте, хвостатые и бесхвостые… Нас ждут на Горе. Только прежде мне надо с ними связаться.
VII
К. — Центру
Нет, это ревун-сирена, хвостатый случайно нажал на кнопку. Я аж от неожиданности чуть не порвал провода, в которых копался, а он так вообще — упал на пол, свернулся, спрятал голову, я его тыкаю и тормошу, но без толку. Кается, дурачок. Ревун я уже отключил, но наверняка перебудил весь лес в радиусе десяти километров. Радикальное шаманское средство против неповиновения. На случай, знаешь ли, штурма ворот, хех… Ерунда.
А транслятор работает. Помех нет, сигнал четкий, только на мониторе отчего-то тьма и пустота. Предполагаю, что повреждены камеры. Умышленно.
Центр — К.:
Милые, значит, и добрые.
К. — Центру: Не глумись
О, ну надо же, одна заработала… Хех, Кэп… Ни за что не угадаешь, кто тут ещё к нам пришёл и какие вести принёс. Координаторов нет? Тогда включаю трансляцию. Эти паскудники залепили объектив какой-то дрянью, хорошо хоть, не разбили…
Центр — К.:
Опять. Это — правонарушение!
К. — Центру
Подашь рапорт? Окстись, она просто принесла мне газировку. Которой я, по твоей милости, кстати, оказался лишён. На кого тут рапорт подавать, а? Кто поспособствовал?
Центр — К.:
Она снова использует контрафактные двери. Это неэтично.
К. — Центру
Зато практично. Рыжая сказала мне, что знает, как здесь появился чужак. Он пришёл вслед за ней, Кэп. Утром. Целенаправленно.
Центр — К.:
Так, минуту. Значит, она у тебя уже была. Почему я узнаю последним?
К. — Центру
Да. Мы поболтали. А что? Соскучился я по вам всем, вот и рад был, что меня навестили. Не ревнуй. Пришёл бы сам, я бы тоже был бы рад. Но ты же у нас правильный до боли, контрафакт не признаёшь…
Центр — К.:
Много чести ревновать вас, нарушители.
Целенаправленно. Выходит, он за ней следил. Или не только за ней. Вот теперь возник вопрос серьёзней, чем случайное проникновение гражданского в прореху: как далеко он зашёл в своих наблюдениях и связан ли с такими же… любопытными. Мне кажется, здесь пахнет проблемой безопасности. Это угроза высшего уровня, Курт. Ян точно доволен не будет.
К. — Центру
Да, да, да. Но не надо пока Яна. С чужаком мы сперва сами поговорим.
— Не огорчайся. Я сам такой же — вечно обо всё спотыкаюсь. Ноги длинные, неуклюжие, ещё и плоскостопие — инвалид-неликвид…
Нга-Лог стыдливо прячет взгляд в чаше с водой. Шаман чертит на листе знак «Всё в порядке» и изображает рядом с ним улыбчивую мордочку. Морда круглая и ни на кого не похожая, но Нга-Аи тоже любит изображать на земле всяких зверюшек: бегущих лесей, свистунов и Большого, чтобы повеселить Нга-Лога, который вынужден чесать затылок и отгадывать, кто где есть, потому что и леси, и свистуны, и Большой в изображении Нга-Аи одинаковы, как существа единой породы. Так что мордочка может быть и Нга-Логом, и самим шаманом. Нга-Логу нравится её улыбка, пусть это и просто короткий росчерк.
«Сюда, на Гору, идут ещё нга. Ждем их».
«Чужие? Когда они придут?»
«Скоро. Можешь открыть свой глаз и попробовать с ними поговорить. Они — твои, из становища».
Нга-Лог удивлённо смотрит на шамана.
«Но как они пойдут по лесу ночью?»
«Их ведёт мой друг. Тоже шаман. Он может ходить, где захочет».
Нга-Лог кивает. Ему хочется спросить только, есть ли среди тех Нга-Аи, но тут же возникает мысль: зачем ей идти ночью к Горе. Зачем вообще идти кому-то.
«Зачем они идут?»
«Приведут двуглазого. Заберут тебя. В вашем племени не всё хорошо, братец. Возможно, тебе и той, кто тебе дорога, придется искать другое».
Покинуть дом? Но он не меняльщик. И это значит — пойти против воли старшего. Так нельзя. Нга-Лог тянется к листу, но шаман опережает.
«Ты и сам это знаешь. Ты будешь терпеть?»
Пальцы Нга-Лора гладят ухо женщины, которую Нга-Лог видит своей женой.
«У нас есть правила».
«А я думал, у тебя есть разум».
Шаман глядит на него, плотно сжав рот. Глядит серьёзно и укоряюще, словно родитель. Нга-Лог теряется.
— Трещит шаблончик, — бормочет шаман, наблюдая, как Нга-Лог с отчаянием запускает пальцы в волосы. — Думай, думай, размышляй. Так и цивилизовываются.
