Шаман необидно хмыкает.
— Из вас чуть не сделали жаркое на вертеле, Роман.
— Увы, — тот качает головой. — Наша профессия имеет определенные риски. Пусть я и… гм… просто работаю в одном дурацком журнале. А они, эти дикари… правда едят людей?
— Ага. Особенно любят сердце и печень. И мозг.
— Ну, как и думал. Кошмарное местечко…
— Я тоже считаю, что вкусы у них специфичны, — дипломатично отвечает шаман. — Но, во-первых, среди них есть вегетарианцы, — наша золотоволосая гостья, к примеру — а, во-вторых, едят не всех подряд, а врагов. Равных по силе. При этом врага надо обязательно победить самому. Получается… как бы сказать… несмотря на ужасающий нас, как знающих об основах цивилизованного общественного устройства и аспектах морали, объективный каннибализм… справедливо, что ли. Честно. Или он тебя, или ты его. Это не бойня. Да не буду я сам бит за такие высказывания…
— Они — суровый народ.
— Эпоха обязывает. Нга — ещё первобытное общество.
— Это их название, «нга»?
— Самоназвание. Ну, насколько мы расшифровали. Одним словом они обозначают и племя, — единый организм из многих звеньев, связанных телепатически, — и отдельного его представителя. Вот, о телепатии. Третий глаз у них на лбу видели?
— Видел. Жутко.
— Он глядит не наружу — внутрь. Это не столько глаз в прямом смысле слова, сколько область телепатического восприятия. Особый участок лобной доли мозга, у человека отсутствующий. Некоего рода канал. Так, через него дикари общаются, а вовсе не звуками, хотя прекрасно понимают, когда я на них ору. Понимают и трусят, жмутся. Арр-рра-рра-ра-а-а! Я хорошо умею играть злого служителя культа, поверьте…
— А я-то подумал — немые.
— В какой-то мере да. Речевой аппарат у них полностью атрофирован. Или, возможно, ещё попросту не развит. Только мурлыкать и могут, когда чем-то довольны или пытаются залечить боль — ну, коты как коты… А как было бы легко, если бы они говорили — легко общаться и понимать, ведь такие, как мы с рыжей, как все те, кто сделал эти вот фотографии… в общем, для нас нет языковых барьеров и непонятных наречий. Поэтому с шаманом, со мной, они разговаривают знаками и рисунками, которые чертят на песке под Горой. По легенде, обосновывающей появление шамана и его телепатическую «немоту», он держит третий глаз закрытым до сошествия Светоча. Вы спрашивали про ядро, кажется.
— Да.
— Ядро — это бог. Если полней и точнее — или один бог, или пантеон богов, или основные верования, или же коллективная объединяющая идея не обязательно религиозного свойства. Фундамент, на которой стоит мир племени — а в миниатюре, вся здешняя недоцивилизация. Так мы классифицируем миры — находя обозначенный самими мирами их смысл существования. Моральный центр. Нашли этот и, чтобы окончательно закрепить его в реестре как обитаемый и развивающийся, ищем теперь местного бога. Так как мир дикий, начально-разумной, как у нас говорится, стадии, достаточно пока локального ядра. Уже знаем, что его именуют «Светоч» — расшифровали знаки, которые они нам рисовали, но вот ни разу не видели ни тотемов, ни идолов, ни собственно его самого, если это предмет. В плане нахождения ядра этот мир оказался не очень простым. В первобытном обществе ведь как, Роман, — что вижу, тому и молюсь. Вспомните древнюю историю нашего с вами дома. А видит каждое первобытное создание в первую очередь землю и небо — и небо выше, ярче, недоступней и загадочней, там звезды, солнце и спутники, там разные грозные вещи наподобие молний и дождя, а, значит, и разные мифологические существа. Главные из них, во всяком случае, потому как небо со всём в нём происходящим — самая благодатная почва для фантазий дикого и не очень ума… Здесь же по-другому. Я утром покажу вам здешнее небо. Вы, конечно, и сами видели, но я покажу и объясню.
— Я видел, что оно было в какой-то дымке… мареве… сплошь в облаках.
— Да. Именно. Но я вам сначала дорасскажу про наших хвостатых. Хвостатых-полосатых, но совсем не усатых… вы заметили, кстати, что у них нет усов?
Роман улыбается.
— А девушкам и не надо усов. Прочих я не разглядывал.
— Хе-хе…
Шаман оставляет опустевший стакан и устраивает подбородок на скрещённых пальцах. Глаза у него мягкие, зелёные, очень дружелюбные и весёлые.
— Так вот. Обитают наши коты небольшими нга-сообществами, периодически, как типичные первобытные племена, дерутся с соседями и уводят в плен рабов. Практикуют слабое подобие торговли, вернее, даже бартера — мену. Живут недолго. Примерно через двадцать циклов у них уже старость. Из-за того, что время их мира течёт быстрее, чем у нас, ни один Живущий На Горе не задерживается больше месяца. Мы, конечно, привычны ко многому, но жизнь в таком стремительном мире — сильный стресс. Для физиологии, для психики… Метаболизм начинает меняться, подстраиваться к здешним циклам, а это просто-напросто опасно.
— Неужели они не замечают, что шаман — не один и тот же?
Курт отнимает одну руку и трёт пальцами красный мех, касается клыка отброшенной на плечи маски-черепа. Поглаживание кажется почти любовным, несмотря на следующие слова.
— Под этой мордой лица не видно. Да и никто не рассматривает — сразу падают ниц и утыкаются в землю. Будущий проводник Светоча — фигура уважаемая и вызывающая почтительный страх. Нечего на неё пялиться. Я вот тут как-то думал — что насчет запаха, он же у каждого человека различен… Однако это, — шаман одёргивает воротник своей «мантии» и кривит лицо в притворной гримасе. — В общем-то всё объясняет. Шкура воняет — дай боже, даже родственники зверя, которым она была, сбегаются и ходят, наступая на пятки. Пропитываешься, словно хлеб водой, и тоже воняешь, пардон… Как и все твои предшественники, что несколько примиряет. Признайтесь, Роман, вы ведь тоже почувствовали…
Автоматическая входная дверь шипяще движется в пазах. Рыжая тщательно, судя по звукам, вытирает ноги о придверный коврик.
— Я объяснял нашему гостю, почему я ношу эту вонючую шкуру, — оборачивается шаман. — Видишь, не только тебе это было интересно.
— Скунс, — с любовью говорит вернувшаяся маркиза Дрю. Курт смотрит на неё очень по-доброму. Роман с любопытством думает, есть ли между ними что-то, помимо явно видной дружбы, но туда его уже не пускают: Курт снова поворачивается к нему, а рыжая уходит мыть блюдца и чашки.
— Ну, и комплекция, телосложение. Все наблюдатели в этом похожи. Специально стараются подобрать. А ещё шаман бессмертен. Такое у местных обоснование того, что он столько циклов живёт на Горе. Даже приятно, что записывают в полубоги.
— Был бы я дикарём, как они, тоже бы записал. А что с молоком-то?
— С каким? А. Пока ничего, в холодильник поставил. Я вот думаю — раз они кошки, то оно должно им понравиться. Налить, что ли, в миску и угостить…
Нга-Лог чистит подаренные шаманом плоды: жёлтые, круглые, брызжущие сладким соком, крупнее и вкуснее привычных, которых женщины обычно собирают в распадках за балкой. Шаман и его соплеменники остались внутри, в хижине. Рокот Громкой речи долетает наружу через открытый полог, и Нга-Лог в очередной раз жалеет, что не понимает её.
