– Ты не знаешь, чем я занимаюсь в обычный субботний вечер, – бесстрастно произносит он, и внезапно я понимаю, что это правда.
Почти десять лет я знала этого человека лучше всех на свете. Он терпеть не может яичный белок. Я помню второе имя его мамы, как звали домашних животных Джоша и кого из них он любил больше всего. Он с улыбкой пришибет человека по имени Крис, если еще раз увидит его, и знаю, почему. В свое время мы были друг для друга всем… Но о теперешней жизни Джоша я не знаю ничего. Он мне практически чужой человек, хоть некогда и обнимал меня обнаженную.
– Э-эй? – говорит он, и я недоуменно хлопаю глазами. – Я сказал: «Вообще-то я просто телевизор смотрел», а ты молчишь. Все нормально?
– Да, – киваю я, отворачиваюсь и гляжу в окно. – Вроде успеваем. Спасибо.
– Ну, тогда придется немного покрутиться. Невеста же должна чуть опоздать?
– Не эта невеста, – натянуто улыбаюсь я.
– Ты прямо в этом и пойдешь? – Джош указывает на мои джинсы и рубашку.
– Конечно же, нет, у меня все в сумке. В этом и дело. Как, черт побери, мне переодеться, чтобы меня никто не видел?
Он пожимает плечами:
– Здесь переоденься. Мне все равно.
Я смотрю на него как на сумасшедшего.
– Как будто я раньше ничего этого не видел! – усмехается Джош.
– Джош!
– Что? Неправда?
– Не в этом дело. А сейчас тебе этого видеть нельзя!
– Слушай, если тебе легче станет, я тормозну где-нибудь в тихом месте и закрою глаза. И с каких это пор ты такой скромнягой сделалась?
– В смысле – скромной? Нет такого слова «скромняга», – замечаю я, а Джош хохочет.
– Да уж, давненько я от тебя нравоучений не слышал!
– Замолчи! – Я смотрю на часы. Уже почти без четверти. – Ладно, найди, пожалуйста, местечко поукромнее…
– Разумеется, мэм. – Джош заезжает в первый же «карман», останавливается, но двигатель не глушит. Нас хорошо видно из проезжающих машин.
– Давай, вперед!
Выбора у меня нет. Я расстегиваю сумку и принимаюсь за пуговицы на рубашке. Гляжу на Джоша, а он с довольной улыбкой смотрит на меня.
– Глаза закрыл? – со значением говорю я.
– Да. – Джош откидывается на подголовник и издает счастливый вздох, словно собирается вздремнуть. Я снимаю рубашку и вытягиваю из-под себя джинсы.
– Тра-ля-ля… тра-ля-тра-ля-ля, – мурлычет он себе под нос.
– Джош, толку от тебя никакого. – Я начинаю нервничать, и в спешке у меня в штанине запутывается нога. – Я не раздеваюсь, а влезаю в свадебное платье.
– Извини! – Джош поднимает руку, не открывая глаз. – Молчу как рыба.
Я натягиваю платье, потом вдеваю руки в рукава, прежде чем надеть дурацкие туфли и браслет. Поворачиваюсь к Джошу полуголой спиной, стараясь сидеть как можно прямее, и смущенно прошу:
– «Молнию» мне застегни, пожалуйста.
Джош молчит. Я чувствую, как его руки легонько касаются моей кожи, и плотный материал снова обтягивает меня.
– Готово, – тихо произносит он.
– Спасибо. – Я резко отстраняюсь от него и накидываю ремень.
Он выезжает обратно на дорогу, и какое-то время мы едем молча, прежде чем он говорит:
– Красивое у тебя свадебное платье.
– Спасибо. Я его не выбирала. Это Марк.
– Что?
– Свадьбу организовал мой жених. Предполагалось, что она станет для меня сюрпризом. Ой, мы приехали! – Сердце прыгает у меня в груди, когда справа показываются ворота «Голдгерст-парка» и длинная гостиничная подъездная дорожка.
– Ты вот так прямо из машины и пойдешь? – усмехается Джош. – Он выбрал тебе платье и устроил церемонию?
– Да. Я и не предполагала, что ты это оценишь. Так, все ли я взяла?
Я гляжу себе под ноги, засовывая кроссовки и джинсы обратно в сумку и проверяя, на месте ли письмо. На меня накатывает тошнота, когда я щупаю знакомую печать, едва заметную под смятой рубашкой.
– Вообще-то я не думал, что ты оценишь, как все для тебя устроили. – Он с любопытством смотрит на меня. – Ты действительно хочешь выйти за него замуж?
– Консультация по личной жизни? Серьезно?
– Ладно, ладно… – Джош примирительно поднимает руку.
– Сможешь заехать вон на ту переполненную парковку? По-моему, лучше не рисковать, а то вдруг кто-нибудь заметит, как я выхожу из твоей машины. Хотя, наверное, они все уже давно внутри. О господи, без десяти восемь! – От волнения у меня прихватывает желудок.
Джош сворачивает вниз по крутому холму и привозит меня к дальнему краю парковки.
– Тут нормально? Уже темнеет.
– Да, прекрасно. – Я поворачиваюсь к нему и внезапно осознаю, что настал момент прощания. – Ну, – широко улыбаюсь я, – вот уж не знала, кто повезет меня на свадьбу… – Я замолкаю, не понимая, как закончить. – Спасибо за помощь.
– Это большая честь, – отвечает Джош, наклоняется и легонько чмокает меня в щеку. – Будь счастлива, Софи! – Я закрываю глаза от его прикосновения, и у меня невольно сжимается сердце. Когда он отстраняется, я продолжаю тупо сидеть и глядеть на него. Мне срочно надо выходить из машины.
Я поворачиваюсь и тяну на себя ручку.
– Прощай, Джош!
– Прощай, Софи! Всего самого лучшего.
Меня передергивает, будто кто-то резко бередит давнюю рану. Всего самого лучшего? Девять лет вбиты в одну банальную любезность. Нужно выпрямиться и захлопнуть дверь, отвернувшись, чтобы Джош не разглядел выражения моего лица.
Он разворачивает автомобиль, и я гляжу, как он медленно отъезжает, а я стою на парковке, вцепившись в сумку, и блестящее платье ловит последние лучи вечернего солнца. В последнюю секунду Джош резко давит на газ, и машина с ревом взлетает на холм.
И вот его уже нет.
Глава 17
Мне приходится постоять еще секунду, чтобы вытереть глаза,
прежде чем я подхватываю сумку и направляюсь к гостинице. В этих дурацких туфлях совершенно невозможно идти, я еле ковыляю. Скинув туфли, наклоняюсь и беру их за ремешки, затем поддергиваю отделанный бахромой подол платья, чтобы он не волочился по влажному гравию. Чуть вздрагивая от того, что острые камешки впиваются мне в ноги, я стискиваю зубы, поднимаю повыше голову и продолжаю шагать. Марк уже прибыл в больницу. Они поняли, что я исчезла, а через пять минут мне предстоит открыть письмо. Надо сосредоточиться. Думать о чем-то другом времени нет. Я сглатываю и усилием воли прогоняю мысли о теплых руках Джоша у меня на спине. У меня хватит сил. Я перешла черту. Выполнила все условия Клодин: никому ни словом не обмолвилась о том, что она натворила, и приехала сюда. Я не рухну на последнем рубеже. Она может растоптать меня, ну и пусть – но я защищу Марка и детей от публичного унижения. Большего я сделать не смогу.
