Или, по крайней мере, помогали им.
Надо сказать, что к середине 1900-х годов блестяще подтвердилось наблюдение Бисмарка насчёт того, что русские долго запрягают, но быстро ездят. В 1903 году прошёл II съезд РСДРП — фактически первый, а через три года РСДРП имела, худо-бедно, пусть и ограниченную, но возможность обращаться к народу с думской трибуны. И эту возможность через все думские кризисы рабочие депутаты будут иметь теперь до самого начала Первой мировой войны.
Ленин же начинает уделять анализу думской работы всё больше внимания. Верно призвав к бойкоту первой Думы в 1906 году, он впоследствии будет рассматривать думскую трибуну как удобный плацдарм для идейного наступления на царизм.
КАК он жил тогда? Не руководил, не водительствал, не «проводил деятельность», а просто жил? Ведь жизнь даже самого великого и незаурядного человека состоит не только из великих деяний и свершений, не только из выдающихся результатов работы гениального ума или блестящего таланта, но и из ежедневных житейских деталей…
В 1905 году Владимиру Ульянову ещё не было даже сорока лет, он — в прекрасной не только физической, но и в спортивной форме, потому что был прекрасным спортсменом — пловцом, велосипедистом, городошником… И после очень длительного перерыва он попал в Санкт-Петербург — город для него не только хорошо знакомый, но и почти родной… Столица, «северная Пальмира», город-музей, мировой центр культуры, сосредоточие увеселений — и изысканных, и простонародных… Город нескольких выдающихся библиотек, наконец!
И под Петербургом, близ станции Саблино, живёт мать, которую он тоже не видел уже много лет.
Зять Марии Александровны — муж старшей дочери Анны, Марк Елизаров, работавший бухгалтером в управлении Николаевской железной дороги, — на деньги, заработанные во время ссылки на Дальнем Востоке, купил в Саблино удобный одноэтажный деревянный дом рядом с лесом… Небольшой сад с беседкой, неподалёку — живописная река Тосно… В просторном доме разместились и Елизаровы, и Мария Александровна, и её младшая дочь — «Маняша».
Это была настоящая небольшая семейная партийная организация…
Анна Ильинична, формально домохозяйка, часто наезжала в город, занимаясь сбором средств для столичного большевистского комитета за счёт пожертвований, устройства платных лекций и концертов, продажи партийной литературы… На Анне и «Маняше» были ещё и переписка с Владимиром Ильичом, нелегальные транспорты литературы.
Мария Ильинична — секретарь Василеостровского комитета РСДРП — заведовала также «техникой» Петербургского комитета партии. На партийных «техниках» лежали серьёзные и деликатные обязанности типа поиска конспиративных квартир, явок, партийных связей, переправки денег… Анна Ильинична писала брату в Женеву о младшей сестре: «С секретариатом здесь работа дьявольская. Петербургский комитет скорее район комитетов, здесь каждый район больше многих комитетов»… Так что младшая дочь тоже дома не засиживалась.
Зять, кроме денежной партийной «кухни», работал как пропагандист на столичном железнодорожном узле и был популярен. В начале декабря 1905 года Марка Елизарова арестовали и летом 1906 года выслали в Сызрань на три года под гласный надзор полиции с запрещением впредь служить на железных дорогах. Впрочем, почти сразу после сызранских пожаров Елизаровы перебрались в Самару… Тоже, впрочем, далеко не Париж…
Что же до самой Марии Александровны, то она была всю жизнь беспартийной, от политики далёкой, но уж к кому — к кому, а к ней полностью подходило определение, ставшее употребительным позднее, после Октябрьской революции, — «беспартийный большевик». Вкладом Марии Александровны Ульяновой в дело партии стали её дети — все, как один, большевики.
Её старший — давно уже, после казни Александра, старший — сын вернулся в Россию в тревожное время. В конце октября 1905 года черносотенцами был убит в Москве 32-летний Николай Бауман, секретарь Московского комитета и Северо-Западного бюро ЦК РСДРП. Его похороны вылились в громкую многотысячную политическую демонстрацию, но для матери Ленина самым важным было в этом печальном событии то, что её Володя, вернувшись домой, вполне может разделить судьбу погибшего товарища по партии.
Остальные дети тоже рисковали, но они были всё же достаточно рядовыми в партии людьми, а Володя — один из самых выдающихся её руководителей. Сразу по приезде он принял чужую фамилию. Приехавшая через десять дней после сына невестка — Наденька Крупская с матерью Елизаветой Васильевной — тоже вынуждена была конспирировать. Уроженке Петербурга, Крупской приходилось жить в родном городе как на враждебной территории — менять места ночлега, кочевать…
Лишь на одну ночь, да и то не сразу, удалось Ленину вырваться к матери в Саблино, но жить там постоянно он не мог по соображениям и дела, и безопасности. Саблино не Питер, здесь от слежки проходными дворами не уйдёшь и в подворотне не спрячешься.
При помощи «Маняши» чете Ульяновых удалось легально прописаться у её знакомого — П. Г. Воронина, на Греческом проспекте, 15/8, но почти сразу пришлось возвращаться на нелегальное положение, опять поодиночке ночуя на конспиративных квартирах, у друзей и знакомых.
Сын был рядом, однако регулярными весточками от него были лишь газетные статьи, подписанные псевдонимами. Чтобы быть поближе к Володе, Мария Александровна на время поселилась в Петербурге, на Жуковской улице, и сын туда заглядывал. В декабре 1905 года полицейский надзиратель доносил по начальству: «Со слов старшего дворника, Ульянов… скрывается на Жуковской ул., там проживает его мать».
Уходить от слежки Ленин умел, но… «береженого Бог бережёт, а не бережёного конвой стережёт». Попадаться же жандармам Ленину было совершенно ни к чему, и от свиданий с матерью пришлось отказаться.
А чиновная, сановная столица — «северная Пальмира», мировой центр культуры, сосредоточие увеселений — жила хотя и несколько нервной (революция, как-никак), но в целом обычной жизнью. В театрах давали премьеры, на сцене императорского Мариинского театра царская любовница и выдающаяся танцовщица Матильда Кшесинская лихо крутила свои 32 фуэте под бешеные аплодисменты элитной публики, в ресторанах кушали стерлядку, расстегайчики и зимнюю клубнику…
Издавались художественные и литературные журналы, работали выставки, велись литературные и окололитературные диспуты…
И всё это — мимо него… Это — не для Николая Ленина, не для Владимира Ульянова и даже — не для Николая Карпова…
Даже в университетскую библиотеку, где провёл столько вечеров, и то не зайти, чёрт возьми!
В ТЕ ЖЕ январские дни 1906 года, когда Ленину приходилось в очередной раз, лишь взглянув на светящиеся окна материнской квартиры, уходить в ночь от слежки, молодой писатель Корней Чуковский расслабленно записывал в дневнике:
«Кажется, 17 января. С удивлением застаю себя сидящим в Петербурге, в Академическом переулке и пишущим такие глупые фразы Куприну: „Ваше превосходительство ауктор Поединка. Как в учинённом Вами Тосте оказывается быть 191 линия, и как Вы милостивец, 130 линий из оного Тоста на тройках прокатить изволили, то я, верный твоего превосходительства Корней, шлю вам диффамацию в 41 линию, сия же суть 20 руб. с полтиною…“» и т. д.
