История Шмита в несколько отличающихся вариантах описана, например, в воспоминаниях Крупской
[105]; члена боевой группы при ЦК Н. Е. Буренина; в книге В. К. Шалагинова «Защита поручена Ульянову»
[106] и в сборнике «Большевики: Документы по истории большевизма с 1903 по 1916 г. бывшего Московского Охранного Отделения»
[107]. О Шмите есть и небольшая статья в 1-й Большой Советской энциклопедии.
Сводя всё воедино, имеем следующее…
Н. П. Шмит (1883–1907), совладелец полученной по наследству от отца мебельной фабрики в Москве, был племянником мануфактурщика Морозова (не Саввы, а другого Морозова — Викулы, тоже из морозовского клана). Во время учёбы в Московском университете Шмит сблизился с революционерами, стал большевиком, своим человеком среди собственных работников.
Полиция называла фабрику Шмита «чёртовым гнездом», и не зря — во время Декабрьского восстания в Москве в 1905 году фабрика Шмита, вооружившего рабочих, была одним из сильных опорных пунктов в боях на Красной Пресне. После подавления восстания фабрику Шмита сожгли, его арестовали, мучили, возили смотреть на убитых рабочих, а в 1907 году он «умер» в тюрьме. Точнее — его просто убили.
Но Шмидт передал из заключения на волю, что всё своё немалое состояние завещает сёстрам Екатерине и Елизавете с условием, что они полностью передадут деньги ЦК большевиков.
Младший брат Шмита затеял тяжбу, да и со старшей сестрой Екатериной Павловной возникли проблемы — она не была склонна отдать всё. Была проблема и с младшей сестрой Елизаветой, но уже другого рода: несовершеннолетняя Елизавета не могла располагать деньгами по своему благоусмотрению. Проблему решил фиктивный брак Елизаветы с боевиком Игнатьевым, сохранившим легальность. В действительности же Елизавета уже тогда любила видного большевика Виктора Таратуту и стала его женой.
В. К. Таратута («Виктор», «Сергеев», «Вилиамов», «Лозинский») (1881–1926), член РСДРП с 1898 года, вёл работу в Закавказье, в 1905–1907 годах работал секретарём Московского комитета, на V съезде представлял Ярославскую организацию РСДРП, помогал Ленину в Женеве и Париже вести хозяйственные дела партии и переписку с Россией (в письме В. А. Карпинскому от октября 1909 года Ленин называет его «полезнейшим администратором»).
Был Таратута также членом Большевистского центра и ЦК.
В 1919 году он вернулся в Россию, стал одним из организаторов Банка для внешней торговли и председателем его правления, был управляющим делами ВСНХ, председателем правления треста «Моссукно». Ленин ценил его высоко.
История же с наследством Николая Шмита закончилась тем, что в 1908 году старшая сестра Екатерина передала большевикам 45 000 рублей и затем ещё 80 000 рублей, а младшая Елизавета — до 500 000 рублей
[108].
К слову, такой вот штрих…
Посредником в этом деле по поручению обеих сторон был известный московский адвокат П. Н. Малянтович (1870–1939), в 1917 году министр юстиции Временного правительства, а после Октябрьской революции — член Московской коллегии защитников.
Наследство Шмита составило прочную базу для партии на несколько лет. Годовой расход на растущие партийные нужды можно было оценить примерно в 100 тысяч рублей, так что почти до начала Первой мировой войны партийная касса пустой не была — без пресловутых мифических «эксов».
К слову… Упомянутый знаменитый «экс» боевика Камо на Эриванской площади Тифлиса летом 1907 года был для большевиков мерой настолько чрезвычайной и для них не характерной, что, когда Европа была взбудоражена в связи со срывом операции по размену крупных купюр из захваченных мешков на мелкие, Павел Аксельрод в письме Плеханову от 26 февраля 1908 года предлагал дискредитировать большевиков в глазах европейской социал-демократии, подготовив особый доклад об этой истории
[109].
Этот факт сам по себе доказывает, что большевики, как правило, «эксами» не занимались, хотя Ленин не отрицал, что в период революционного подъёма допустима экспроприация экспроприирующих.
НАСЛЕДСТВО Шмита финансовые проблемы на какой-то срок решало, но самой главной проблемой для Ленина стала на годы борьба с угрозой партии слева — со стороны так называемых «отзовистов» — и с угрозой партии справа — со стороны так называемых «ликвидаторов».
Сегодня эта очень попортившая Ленину кровь двойная коллизия в его жизни и в жизни партии имеет чисто историческое значение, и особо долго на её перипетиях останавливаться мы не будем. Но сам по себе сюжет весьма и весьма интересен и поучителен.
И вначале — об отзовизме…
Социал-демократическая фракция в III Думе была небольшой, но она была. И вот вокруг того, какой должна быть «думская» линия партии, разгорелись жаркие споры. Группа «отзовистов» считала, что социал-демократические депутаты из Думы должны быть отозваны, а вся легальная работа, включая работу в профсоюзах, прекращена.
«Ликвидаторы» — по преимуществу это были, конечно, меньшевики — шли дальше, они ставили под сомнение саму необходимость нелегальной профессиональной партии и склонялись к тому, что такую партию необходимо ликвидировать, а взамен организовать открытую, легальную «рабочую» партию по типу лейбористской (англ. labour — «работа, труд») партии в Англии и стать на путь буржуазного парламентаризма.
В «отзовисты» же откололась часть большевиков, которых возглавил близкий — до этого — соратник Ленина Александр Александрович Богданов (настоящая фамилия Малиновский) (1873–1928). Сын народного учителя, он окончил медицинский факультет Харьковского университета, в революционное движение пришёл в 1896 году.
После II съезда — большевик, Богданов шёл с Лениным, был активен на V съезде в Лондоне в 1907 году, но к осени 1908 года Богданова, что называется, «понесло». А поскольку личностью он был весьма яркой и увлекающейся, то мог увлекать и других…
И увлёк!
В число «отзовистов» входили такие крупные большевики, как Г. А. Алексинский, А. В. Луначарский, М. Н. Лядов, А. С. Бубнов, М. Н. Покровский, А. В. Соколов. И судьбы их оказались очень разными…
Григорий Алексинский кончил как белоэмигрант.
Анатолий Луначарский (женатый, к слову, на сестре Богданова) стал первым советским наркомом просвещения, и его прах захоронен в Кремлёвской стене.
