Ожидая подкреплений из России, Ермак не ставил целью закрепиться в южных пределах Сибирского ханства.
Вскоре Ермак прибыл на Шиш-реку в Туралинскую волость. Тут проходили последние рубежи Сибирского «царства». После поражения Карачи его воины в большом числе отступили сюда. Найдя беженцев в бедственном положении, Ермак приказал не обижать их: «видеша всех, яко зело скудные, и нечем не вредиша им».
С Шиш-реки казаки повернули назад и, пройдя мимо Кулар, стали возвращаться к Кашлыку, «прогребаючи все городки и волости». Однако им не суждено было благополучно закончить поход.
Неудача под Куларами имела роковые последствия. Противники Ермака воспрянули духом и предприняли попытку уничтожить отряд Ермака. Карача с оставшимися у него воинами задумал устроить казакам западню. Кучум, державшийся подальше от Иртыша, присоединился к нему.
Чтобы задержать казаков, татары расставили на пути следования Ермака своих людей, которые в один голос показывали, что видели бухарцев в верховьях Вагая. Хитрость вполне удалась Кучуму. Отряд Ермака повернул с Иртыша на Вагай.
Фольклор — не слишком надежный источник, чтобы служить основой для достоверного исторического повествования. Но все же можно заметить, что все сибирские летописи и предания совпадают в двух решающих моментах. Ермак отправился вверх по Иртышу, чтобы выручить бухарский караван. Свой последний лагерь он разбил близ устья Вагая.
Левый приток Иртыша Вагай имеет протяженность в 250 километров, его ширина — от 40 до 80 метров. Летом река мелеет, и ее глубина составляет в среднем от полутора до двух метров.
Со слов участников похода дьяк С. Есипов записал, что казаки, занятые поисками бухарцев, поднялись по Вагаю до Атбаша. Татарское урочище Атбаш стояло на торговом пути, который вел с юга из Ишима через Вагай на Кашлык. С одной стороны к урочищу вплотную подходили густые леса, с другой — непроходимые болота, простиравшиеся верст на 80 вдоль Вагая.
Кунгурские «сказы» сохранили некоторые подробности плавания флотилии по Вагаю. Казаки «в трудности» поднялись вверх по течению реки, никого не нашли там и к вечеру вернулись к устью.
Где-то вблизи устья Вагая Ермак разбил свой последний лагерь.
На Иртыше казакам легче было ускользнуть от врага, нежели на мелководном Вагае. Потому они и решили остановиться на ночлег на иртышском берегу. Местность близ Вагая была им хорошо известна. Именно здесь они пленили год назад царевича Маметкула. «Остров» на Вагайской луке как две капли воды походил на Карачин остров в излучине Тобола, где казаки провели две зимы. «Перекопь» преграждала путь тем, кто попытался бы проникнуть на «остров» со стороны суши.
Казакам пришлось идти на веслах против течения много часов. К вечеру люди устали до изнеможения. Была непогода, и Ермак приказал причалить к берегу.
Отряд остановился на ночлег на «острове» за Перекопью. К полуночи разразилась буря. Во тьме не видно были ни зги. Шум ливня заглушал любые звуки.
Ермак не позаботился о том, чтобы окружить лагерь часовыми. Он и не подозревал, что люди Кучума давно следят за каждым его шагом.
Татары устроили засаду менее чем в двух верстах от «острова». Страшась казацких сабель, хан расположил своих воинов «в темном диком суземье — дремучем лесу, при речке, вельми топкой».
Летописцы сочинили немало небылиц по поводу последнего ночного боя. Хан Кучум долго колебался, прежде чем отважился помериться силами с Ермаком. В его войске будто бы был смертник, осужденный на казнь. Его-то хан и послал на разведку в казачий лагерь. Смертник прокрался за «перекопь» и сумел украсть у спящих пищаль.
Позднее летописцы украсили этот рассказ новыми впечатляющими деталями. Кучум будто бы дважды посылал смертника в казацкий лагерь и отдал приказ о нападении лишь после того, как лазутчик стащил у спящих три пищали и три вязня. (Вязнями называли ремни, на которых держалось оружие.)
На самом деле не мифический смертник, а тьма и непогода позволили татарам осуществить внезапное нападение на ермаковцев.
С историей последнего боя на Иртыше связано одно из тех открытий, которые мгновенно меняют все привычные представления. Любое повествование о сибирской экспедиции завершается картиной полной гибели отряда Ермака:
Кучум, презренный царь Сибири,
Прокрался тайною тропой,
И пала грозная в бою,
Не обнажив меча, дружина.
Привычное представление заколебалось после того, как историки нашли в архивах древний список синодика. Тщательное сопоставление вновь найденного текста с поздней летописной копией обнаружило обстоятельство, казавшееся почти невероятным.
Древний синодик был составлен в то время, когда тобольские ветераны прилежно записали свои «речи»-воспоминания на архиепископском дворе. Дьяки Киприана переписали «речи», придав им форму поминальной записи. В составе поминальной книги первой половины XVII века синодик сохранился до наших дней. О чем же поведали участники последнего боя?
«И подсмотреша нечестивыя (воины Кучума. — Р. С.) и нападоша на станы их (казаков. — Р. С.) нощию, и (казаки. — Р. С.) ужаснушася от нечестивых и в бегство приложишася, а иным (суждено было остаться. — Р. С.) на станах побитым и кровь свою пролиша Яков, Роман, Петра два, Михаил, Иван и Ермак».
Казакам пришлось пережить в Сибири немало отчаянных и трагических моментов. Но гибель предводителя навсегда осталась для них самым тяжким и мучительным воспоминанием. Об этом эпизоде они говорили мало и неохотно. Как бы то ни было, ветераны изложили историю последнего боя кратко, но с полной правдивостью и откровенностью. Разбуженные среди ночи, они бежали на стругах прочь, а их предводитель с немногими соратниками остался лежать на берегу.
Когда архиепископский книжник взялся за составление летописи, его не удовлетворил бесхитростный рассказ ветеранов. Выходило так, что казаки, подвергшись нападению Кучума, бросились к стругам, груженным добычей, и бросили на берегу своего вождя. Летописец взялся придать рассказу более благопристойный вид. Очинив перо, он старательно вымарал из синодика все сведения о бегстве казаков и записал свою версию того, что произошло:
«Поганые же подсмотриша их (казаков. — Р. С.) и нападоша на станы их нощию… и там все (казаки. — Р. С.) избиены быша. И на том деле убиенным Ермаку еже изволи им Бог живот скончати, вечная память большая и возглас большой».
При составлении летописи книжник повторил сведения из исправленного синодика: «…прииде на воинов смерть и тако живота своего гознуша, убиени быша». Но надо было объяснить, как весть о разгроме попала к тем, кто вернулся на Русь. Для этого летописец вставил в свой текст не совсем к месту фразу о том, что все ермаковцы погибли, «токмо един казак утече». От спасшегося узнали обо всем казаки, будто бы оставшиеся в Кашлыке.
Выдумку тобольского книжника повторили все последующие сибирские летописцы, включая Семена Ремезова.
