Ф. Г. подошла к шкафу, извлекла из него сборник Карела Чапека и быстро перелистала страницы.
– Вот они:
Повержен в пыль надломленный тюльпан.
Умолкла страсть. Безволие… Забвенье.
О, шея лебедя!
О, барабан и эти палочки – трагедии знаменья!
– Что это за шея, грудь и барабан? – недоумевает инспектор.
– Не знаю, там что-то такое было, – пожал плечами поэт. И выяснилось, что в стихах он случайно зашифровал номер машины преступника – 235. Шея лебедя – двойка, грудь – тройка, барабан с палочками – пятерка! Вот вам поэтическое преображение действительности – в основе оно всегда реально.
Но, постойте, если «навек укрыть в могиле», как же тогда появилась мумия? – спросила она.
– И об этом сказано в книге! Только в конце марта, через два месяца после похорон, тело выкопали и приступили к бальзамированию. По просьбе руководителей братских компартий, чтоб было чему поклоняться.
Как оскопили человека
После «Пышки», несмотря на успех, Раневская решила больше в кино не появляться – «слишком все это мучительно». Но однажды ей позвонил режиссер Игорь Савченко – он знал ее и по Баку, и по Камерному театру, и по роммовскому фильму. Савченко стал уговаривать Ф. Г. сняться у него в фильме, к работе над которым он приступил и который «не хочет видеть без Раневской».
– А что за фильм? – спросила Ф. Г.
– Это по Гайдару – есть такой молодой писатель. Картина будет называться «Дума про казака Голоту». Действие происходит в Гражданскую войну.
– И что же вы предлагаете мне играть?
– Роли у меня для вас, собственно, нет, – замявшись, ответил Савченко, – но она будет, как только вы согласитесь. Там в сценарии есть дьячок, вернее попик, сельский попик – к нему мальчишки приходят выменять йоду на сало. Скупой такой попик, прижимистый – капли йода даром не даст. Так вот, если вы согласитесь сниматься, мы сделаем из него женщину – он будет попадьей.
Марка, посвященная Фаине Георгиевне Раневской
– Ну, если вам не жаль оскопить человека, я согласна, – сказала Ф. Г., а затем добавила: – Но надо еще подумать, посмотреть, попробовать.
– Верно, верно, – ухватился за ее слова Савченко, – вы совершенно правы! Надо попробовать. Приезжайте к нам на студию, здесь и разберемся.
На следующий день Раневская была в павильоне. Савченко предложил загримироваться – для пробы. Ф. Г. сделала это с удовольствием – попадья, каких она видела немало в Крыму и на Украине, была первой подобной ролью в ее биографии. По просьбе Ф. Г. попадья получила тощую косичку, которой уделяла в дальнейшем особое внимание.
Раневская вошла в павильон – здесь приготовили выгородку: угол комнаты в поповском доме с маленькими окнами, скамьей, клеткой с канарейками и отгороженным досками закутком для свиньи с поросятами – от них в павильоне стоял дух, как в свинарнике.
– Фаина Георгиевна, —попросил Савченко, —мы пока примеримся с аппаратурой, вы походите по комнате, поимпровизируйте, текста тут никакого нет. Просто попадья у себя дома – такой, скажем, кусок. Дайте свет, – распорядился он.
– И я, – рассказывает Ф. Г., – совершенно спокойно вошла в комнату, как в родной дом. Не знаю, почему так сразу отлично почувствовала себя преуспевающей попадьей, очень довольной жизнью. Подошла к птичкам, сунула к ним в клетку палец и засмеялась: «Рыбы мои золотые, все вы прыгаете и прыгаете, покою себе не даете». Наклонилась к поросятам и воскликнула: «Дети вы мои родные! Дети вы мои дорогие!» Поросята радостно захрюкали.
Осветители схватились за животы, а Савченко крикнул:
– Стоп! Достаточно! – и стал меня хвалить: – Это то, что мне нужно, чего не хватало фильму.
– Хорошо, – остановила я его. – К сожалению, я не волнуюсь только на репетиции, а на съемке умру со страху и, конечно же, так не сыграю, – и тяжело вздохнула: – Ну, давайте попробуем снимать.
В роли попадьи в фильме «Дума про казака Голоту»
– Снимать ничего не надо, – засмеялся Игорь Андреевич, – все уже снято!
– И знаете, что удивительно, – сказала Ф. Г., – эта первая проба, единственная, так и вошла в фильм – случай в кино, говорят, уникальный!..
Так какая же у нее судьба?
– Вы должны сейчас же рассказать мне все, что вы говорите обо мне, – сказала Ф. Г., когда я похвастал, что прочел о ней лекцию.
Лекция, как мне казалось, прошла удачно, слушали внимательно (это было занятие одного из университетов культуры), задавали вопросы, аплодировали фрагментам. Тема – «Работа Раневской в кино», но я немного говорил и о ролях, сыгранных в театре, о том, как Ф. Г. впервые пришла на сцену.
В ее первом контракте, который она подписала в 1915 году на зимний сезон, Раневская приглашалась в Керчь «на роли героинь-кокетт с пением и танцами». Антрепренерша обусловила плату – «35 рублей со своим гардеробом». Мне очень понравились эти формулировки, особенно если учесть, что «свой гардероб» умещался у дебютантки в одном чемоданчике.
– Откуда вы все это взяли? – к моему сообщению о лекции Ф.Г. отнеслась очень настороженно и допрашивала меня с придирчивостью экзаменатора, решившего провалить абитуриента.
Я назвал книгу, которую прочел, и добавил:
– Я видел все ваши фильмы, многие спектакли. Кроме того, о многом вы рассказали мне сами.
– Книга, которую вы прочитали, бредовая, путаная, и я не знаю, что вы там почерпнули. Кроме того, я ничего вам не рассказывала. Нет уж, давайте устраивайтесь поудобнее, – она указала мне кресло, – и прочитайте мне вашу лекцию. И не улыбайтесь – я уже слыхала об одном типе, халтурщике, которого я и в глаза никогда не видела, – как он где-то выступал с рассказом обо мне. А потом пошли возмущенные письма от слушателей, почему я разрешаю говорить подобные бредни. Нет уж, рассказывайте, рассказывайте, я должна знать все – от слова до слова.
Театр им. Моссовета, где Фаина Георгиевна играла в 1949-1955 и 1963-1984 гг.
Я чувствовал ее доброе отношение ко мне и понимал, что беспокойство и гнев Ф. Г. вызваны обостренным отношением ко всему, что касается ее творчества. Убедить ее, что я не похож на того типа, можно было бы, наверное, если бы я прочитал ту лекцию снова. Но я не мог этого сделать.
