Орлова и Раневская на сцене театра Моссовета
– Я просто теряю голову. Как же можно так поступать с уважаемыми людьми? Он – профессор, ездит читать лекции в крупнейшие столицы мира – Рим, Лондон, Стокгольм. Крупнейший специалист по античному искусству – с мировым именем, исключительный человек, ну, интеллигент от мизинца до кончика волос. Такая же его жена – я переписываюсь с ней. Она тоже живет в Париже, была подругой моей покойной сестры. И вот эта дама сообщает, что ее супруг получил приглашение в Москву и на днях они выезжают. Приглашение пришло от Пушкинского музея, с которым профессор имел длительную переписку…
И представьте себе, я, как будто почувствовав недоброе, решила позвонить в музей – узнать, как они собираются принимать чету.
– Мы ничего не знаем, – отвечают в музее. – Вы с ними переписываетесь, вот они, видно, к вам и едут.
– Но ведь было приглашение от вас! – пытаюсь вставить я.
– Никакого приглашения мы не посылали!
Как вам это нравится? Я говорю с директоршей, она поднимает всю переписку, проверяет документы в Министерстве культуры – ничего нет.
– Последнее письмо, – говорит директорша, – мы послали в апреле, там есть, правда, фраза: «Очень будем рады видеть вас с супругой у нас в музее, в Москве. Нам была бы очень полезна ваша консультация», – но никакой официальной бумаги мы не посылали.
– Позвольте, – взываю я. – Да как же получается? «Очень будем рады видеть вас у нас» – да разве по-другому интеллигентные люди зовут в гости?! Разве это не приглашение?
– Нет, это просто письмо. Приглашение посылается на бланке и с печатью! И конечно, после согласования с министерством.
Московские афиши 60-х годов XX века
Что я могла сказать? Старики со дня на день выедут в Москву – ему 79 лет, ей – немного меньше. Что они будут делать в незнакомом городе? Ну, она еще помнит русский и может объясниться, но где они найдут ночлег? Взять их к себе? Вы-то видите, как я живу, – могу ли я принимать в этих двух комнатках профессора с женой, уложив их на одну тахту? А-а, да плевать на это, но ведь с двадцатого мая у меня десятидневные гастроли в Ленинграде, а вдруг они приедут именно в эти дни? Я не знаю, что делать, что делать?..
Короткие истории
Вот несколько коротеньких историй, рассказанных Ф. Г., – историй, свидетелем которых она была, или случившихся с нею, или просто где-то услышанных, но запомнившихся надолго.
* * *
На Тверском Ф. Г. встретила знакомого.
– Фаина Георгиевна! – воскликнул он. – Вы чудесно выглядите!
– Я симулирую здоровье, – ответила она.
– Да что вы! У вас такой чудный румянец! Но она не сдавалась:
– Оставьте, какой же это румянец? Это чудеса науки и техники – румянец из Парижа.
* * *
Обо мне – своим знакомым:
– Я его усыновила, а он меня уматерил.
* * *
Когда моя сестра решила переехать из Парижа в Москву – это было в пятидесятых годах, – я прислала ей письмо. Работ
ник посольства, выдававший ей визу, рассказывал, что накануне отъезда сестра пришла к нему и отказалась от поездки.
– Почему? – спросили ее.
– Я не могу ехать, – ответила она. – Моя сестра в Москве сошла с ума. Смотрите, что она пишет: «Ни о чем не волнуйся, приезжай, площадь для тебя есть». Зачем мне площадь? Что я, памятник? Нет, она явно не в себе.
Подпись Фаины Георгиевны на оборотной стороне фотографии для Глеба Скороходова
* * *
На улице, у театрального подъезда, после окончания спектакля. Муж, оборачиваясь к уныло плетущейся сзади жене:
– А все ты, блядь: «Пойдем в театр, пойдем в театр!»
– Вот лучшая рецензия! – добавляет Ф. Г.
* * *
Говорили о современных писателях.
– Они мне напоминают торговку «счастьем», которую я видела в Петербурге, – сказала Ф. Г. – Толстая баба стояла с попугаем, восседающим на жердочке над квадратиками бумажного счастья. Баба кричала: «На любой интересующий вопрос моя попка вам быстро дает желающий ответ».
В цирке на Цветном
– Кстати, вы любите цирк? – спросила Ф. Г. неожиданно.
– Люблю, – ответил я. – Но почему «кстати»?
– Я вспомнила, мы говорили с вами о «Девушке с гитарой» и я не сказала о единственном человеке, который оказался там на месте – Юрии Никулине. Его пиротехника запомнили все, а ведь это был дебют!
Он большой артист и вот о чем заставил меня думать. Фраза «каждый комик мечтает о Гамлете» давно стала общим местом, но смысла не утратила. Настоящие клоуны всегда со вторым планом, не обязательно смешным. Иногда он скрыт, иногда виден всем.
В фильме «Деревья умирают стоя»
Я никогда не забуду Чаплина в финале «Огней большого города». Помните, он выходит из тюрьмы, оборванный, в кургузом пиджачке, и вдруг застывает: в витрине цветочного магазина – его любимая. Он помог ей вернуть зрение, но она его никогда не видела, и только протянув ему цветок, на ощупь, по руке, понимает, кто перед ней.
– Теперь вы видите? – спрашивает Чаплин, и в его глазах тысяча чувств: смущение – жизнь не сложилась, стеснение – он не такой, каким его представляла любимая, опасение прочесть разочарование на ее лице, страх потерять любовь и желание любить. И еще, и еще – вон сколько слов я уже наговорила, а у Чаплина все это вместилось в мгновение. И так он понятен, так его жаль и хочется обнять его и согреть, бесприютного, что сколько бы я ни смотрела эту сцену, слезы текут непрерывно.
Чаплин ставил комедии в высоком смысле. Как у Чехова. Пьесы, в которых один шаг до Гамлета. И Никулин в роли отца-самозванца – помните его глаза? – точно в чаплинской традиции.
Мы с Юрием Владимировичем говорили однажды о клоунах, и он вдруг признался, что его идеал – Чаплин и что в финале «Огней» он всегда плакал.
– Мы с вами одной группы крови, – не удержалась я.
И наше отношение к цирку тоже совпало. Вот только теперь я цирк люблю все больше на расстоянии. Поэтому и предлагаю сегодня же сходить на Цветной бульвар. Вы давно там были?
