В конце концов они стали непомерными, ужасающими.
Адриан
[44] использовал их с чрезмерным энтузиазмом. Он очень мило принял меня у себя и, чтобы устроить мне сюрприз, организовал показ своих туалетов с участием знаменитых звезд. В тот день я надела черное манто с очень широкими плечами, отделанное обезьяньим мехом, и оставила его в раздевалке.
В разгар презентации маленькая старлетка с перманентом сделала театральный выход, одетая, как мне показалось, в мое манто, и направилась прямо ко мне: «Не правда ли, божественно?! Что за гений этот милый мальчик!» Назначили еще один большой прием.
Джоан Кроуфорд в ансамбле от Скиапарелли, 1933. Фото Эдварда Стейшена
Я жила в отеле «Беверли-Уилшир» на двадцать седьмом этаже и как раз собиралась приготовить прекрасное мартини для своего друга, как вдруг мебель начала скользить по паркету, все здание задрожало, как пальма во время бури, а маленькие дома по соседству только что не влетели к нам в окна. Мне понадобилось некоторое время, чтобы понять – началось землетрясение, и признаюсь, к своему стыду, что меня охватил ужас. Мы быстро спустились, прыгая через ступени, но к тому времени все успокоилось.
– Почему же, – задыхаясь, задала я вопрос портье, – отель так раскачивается?!
– Мадам, – гордо ответил он, – он специально так построен, чтобы раскачиваться.
Ко мне спокойно подошла совсем юная леди из журнала группы Хёрста
[45], чтобы взять сенсационное интервью. Мы вскарабкались по лестнице – лифты, конечно, не работали.
Как только она задала мне первый вопрос, вся вселенная снова затряслась, но вопреки утверждению портье это меня не ободрило.
– До свидания! До свидания! – закричала моя собеседница. – Это мое первое интервью в жизни… не хочу, чтобы оно стало последним!
В тот вечер я слушала новости по радио: много народу погибло, многие остались без крова. Посреди мрачных отчетов механический голос повторял: «Если у той, кого вы любите, не в порядке нервы, если она не может заснуть этой ночью, пойдите в ближайшую аптеку и купите пилюли…» Коммерческие соображения не замедлили вступить в дело – надо извлечь пользу даже из смерти!
Когда мы снова сели в поезд, вагон качался, как лодка в бурном море. Я путешествовала вместе с английским другом, и нам пришлось несколько часов ждать в Чикаго пересадки. Города мы не знали и сели в первое же такси, чтобы его осмотреть. Шофер с достоинством поведал нам, что служил телохранителем ребенка Aль Капоне
[46], возил в школу и пробовал его еду. «Совсем как у римского императора», – подумала я.
– Да, дорогая леди, перед вами город, непохожий на другие. Справа от вас берег знаменитого озера, похожего на море.
Здесь дом Маккормика
[47]: все краны сделаны из золота, до сих пор еще ни один не украли. – Вздох сожаления. – Там дома тех, кто живет, не думая о завтрашнем дне. Да, не думая о завтрашнем дне! Сегодня в роскоши – завтра в богадельне, а может, и в тюрьме. Вон тюрьмы, я их все испытал! Справа от вас самая хорошая, это надо знать! Если у вас в кармане есть немного денег, вы получите еду лучше той, что в отеле «Амбассадор». Вот здесь сомнительные кварталы, проедем мимо… Там трущобы, человеческое дно, худшее в мире! – Он произнес это с нескрываемой гордостью. – Даже у вас, англичан, нет ничего подобного! А далее… вот, смотрите, как я популярен, – вон полицейский, который каждый день дает мне талон! – Талон тут же летит прямо в автомобиль. На вокзал мы приехали точно вовремя с чудовищным представлением о Чикаго.
– Подождите! Подождите! – закричал шофер вслед моему английскому другу и настойчиво протянул ему карту. – Не желаете ли – вот небольшие развлечения… для дам, для господ…
В Париже один из лучших друзей Скиап был очаровательный Альфред Савуар
[48], драматург и замечательный рассказчик.
Наши характеры в чем-то совпадали, в чем-то расходились, когда речь шла о развлечениях и симпатиях, но мы оба любили испытывать самые невероятные вещи. Однажды, когда мы шли по площади Согласия, вдруг решили… отправиться в Испанию, остановили такси и приказали водителю: «В Мадрид!»
В восторге шофер умолял, чтобы ему разрешили надеть чистую рубашку. Сопровождаемые громкими сигналами клаксона, мы уехали. Но что-то случилось в тот раз – неприятные ли булыжные мостовые или настроение наше плохо приспособилось к суровому полуострову, только поездка в Испанию не оказалась успешной.
Еще мне довелось находиться в Риме 20 сентября, во время первого появления на улице чернорубашечников, и я глубоко почувствовала, чем станут для Италии будущие годы потрясений и ошибок.
Отныне Скиап окончательно считала себя французской гражданкой. Эта страна дала ей возможности и силы реализовать себя. Будь она мужчиной, сказала бы, что вступила в брак с Францией по любви, но как женщина могла лишь ожидать, чтобы ее удочерили. До сих пор она иногда испытывает чувство падчерицы, которую чрезмерно опекают.
Глава 5
В том году у меня был поклонник – англичанин, который следовал за мной повсюду, куда бы я ни шла, неисправимый мечтатель. Его обуревала мания величия, и он убедил меня открыть Дом моды в Лондоне, что я и сделала. Так возник «Аппер-Гросвенор-стрит, 36». Сам дом был типичным для этого района Лондона – узкий, четырехэтажный. Я перевезла туда часть своих сотрудников, а сама устроилась в двух комнатах на самом верху.
Одна молодая канадка, зажиточная и полная энтузиазма, решила, что способна продавать мои изделия; я выделила ей комнату внизу и наполнила ее шарфами и разными другими изделиями. Когда я вернулась в первый вечер, нашла ее в отличном настроении и вполне довольной собой: комната была почти пуста.
