– Пожалуй, не встал бы. И не считаю, что это характеризует меня с очень уж плохой стороны. Ты сама-то пошла бы рядом со мной, если бы я, к примеру, вырядился в водолазный костюм и шляпу с перьями?
– Тогда – пошла бы, даже если бы ты вырядился папуасом. А сейчас, извини, не хочется, хотя на тебе очень моднючая куртка и ресницы у тебя длинные, – холодно произнесла Ксения и развернулась к своему дому.
– Ты все-таки подумай, – бросил ей в спину Стас, – может, я не такой уж и гад, как тебе показалось.
– Ты не гад, Стасик, – повернула к нему голову Ксения. – Ты вообще очень приятный человек, несмотря на то, что я тут тебе только что наговорила. Просто ты действительно промахнулся… Или лучше сказать – опоздал.
– То есть… кто-то успел? – У Германовича выскочила из рук одна ручка пакета, и к его ногам выпал батон.
Ксения не ответила, подняла батон, сунула его в пакет Стаса и пошла к дому.
Ей было грустно и горько. Все эти два месяца в чужом классе она жила надеждой, что когда-нибудь вот так, как сейчас, близко-близко увидит лицо Стаса и, может быть, даже дотронется до его знаменитых ресниц удивительной длины. И вот она только что рассматривала эти ресницы, стоя рядом с ним, красивым, модно и дорого одетым молодым человеком, и понимала, что ничего ей теперь от него не нужно. И от этого хотелось плакать, как от большой потери.
Дома Ксения плюхнулась на диван и задумалась. Она только что оттолкнула от себя Германовича. Ради чего? Ради кого? Неужели ради непонятного Григорьева? К стыду своему, она сейчас обнаружила, что за два месяца в новой школе, сидя почти рядом с ним, она ни разу не удосужилась внимательно посмотреть на него. Ксения даже не могла как следует вспомнить его лицо. Какие у него ресницы? Глаза? Волосы? – вроде темные… И это все, что она может о нем сказать? Нет, вот еще – он очень легко краснеет, а когда волнуется, смешно картавит. «Рычит», как говорит Ирка. Ей, Ксении, с ним было очень легко, пока она называла его Ночным Мотоциклистом. Он всегда понимал ее. Один лишь он из всего ее окружения! Теперь Ксения не сомневалась, что бежала к нему на свидание не только затем, чтобы покататься на мотоцикле. Ей хотелось быть именно с ним и говорить, говорить, рассказывать о себе… Она безраздельно ему верила, не боялась, что предаст. После того как они познакомились, ей и во враждебном классе существовать стало легче, потому что она знала – вечером ее ждет встреча с настоящим другом. Это потом ей стало с ним трудно, когда она по глупости решила, что за тонированным стеклом шлема скрывает свое красивое лицо Стас Германович. Все сразу испортилось.
Ксения поморщилась. Ей отчего-то стало неуютно. Она посмотрела на свою бегонию и окончательно рассердилась на себя. А собственно, с чего вдруг она так размякла? Ах, какой замечательный Григорьев! Что за прелесть этот Сережа! А чем Григорьев лучше Германовича? Ни разу не подошел к ней в школе. Шлем не снимал. Косил под Стасика. Наверняка тоже стеснялся ее вызывающих нарядов и фиолетовых волос. Да и краснел-то он как раз при виде ее фантастического разреза.
Что ж, стоит, пожалуй, протестировать и Григорьева. Ксения бросила взгляд на часы – 18.00. Времени еще достаточно. Она отодвинула до упора занавеску и водрузила на подоконник свой любимый цветок в белом пластиковом горшке. Может быть, бывший Ночной Мотоциклист, а ныне просто Сережа Григорьев увидит условный знак и явится под фонарь на окружной дороге? Только вот в отличие от Германовича Ксению он встретит прежнюю – ну очень экстремальную! Что ж, продолжим тестирование!
Волосы она больше трогать не будет: саму тошнит уже от перекраски. Она просто наденет задом наперед свой самый улетный кепарик в крупную черно-белую клетку. Вот так! Ксения посмотрелась в зеркало. Отлично! Веки мажем аспидно-черным тоном, ресницы – ярко-зеленой тушью, губы… Вот с губами надо бы покруче: все-таки самая выразительная часть лица. Она поразмышляла немного и решила вопрос довольно просто: к темно-бордовой помаде добавила все тот же черный тон для век. Ксения добавила малиновых румян на скулы, глянула еще раз на себя в зеркало и осталась собой довольна. Ядовито-желтая куртка, блестящие обтягивающие брюки и ботильоны на бешеной платформе в нужный час довершат ее костюм.
Ксения еле дождалась условленного времени и, стараясь не привлекать к себе родительского внимания, выскользнула из квартиры. Встретившаяся ей на лестничной клетке соседка тетя Люда при виде столь сложного макияжа и всего прочего шарахнулась от нее, как от серийного маньяка, и вместо лифта рванула вниз по лестнице пешком, охая и громко стуча каблуками.
Глава 15
Ночной Мотоциклист поднимает забрало
Сергей Григорьев, как и раньше, сидел у фонаря, но не в седле мотоцикла, а на обломке бывшего ограждения дороги.
– Ну, здравствуй, – сказала Ксения, жадно всматриваясь в его лицо. А в нем, как оказалось, не было ничего выдающегося. Самое обыкновенное мальчишеское лицо: светлые глаза, темная челка, падающая на глаза. Он пятерней отбрасывал ее назад, а она опять падала на лицо. Он снова поправлял ее тонкими длинными пальцами, и в этом его жесте было что-то до боли трогательное.
– Здравствуй, – ответил он, и в темноте острым камешком прокатилось слегка грассированное «р».
Ксения видела, что он ошеломлен ее видом, хотя и старается этого не показать. Она еще придумывала, что бы такое значительное сказать ему, как он произнес:
– Прости меня, Ксю.
– За что? – удивилась она.
– За мистификацию. Дурость, конечно…
– Я же сама ее придумала!
– Сама-то сама, но ведь принимала меня за другого.
– Я вполне могла бы догадаться.
– Конечно, могла бы, но… не захотела.
– Верно. Не захотела. Все-то ты про меня знаешь, Сережа Григорьев.
– Больше, наверное, не узнаю. Кончился сериал про Ночного Мотоциклиста. Я теперь безлошадный.
– Где же твой мотик?
– Отец изъял до тех пор, пока не получу права.
– Все из-за меня?
– Нет. Из-за меня самого. Все это нужно было мне.
– Ты эгоист?
– Не больше, чем все.
– И что теперь?
Разговор развивался совсем не так, как представлялось дома Ксении. Григорьев ничего не просил, не выглядел униженным, жалким или хотя бы растерянным. Может быть, он и краснел, но в темноте она не разглядела.
– Это должна решить ты, – очень серьезно ответил он.
– И тебя все во мне устраивает?
– Нет, не все.
– А что не устраивает?
– Твоя… боевая раскраска, например, не устраивает…
– То есть тебе, как и всем, нравятся отглаженные, завитые, аккуратненькие девочки, типа куколки Барби или Овечки Долли?
– Не знаю, как другим, а мне нравишься ты. Хотя, кажется, я никогда не видел твоего настоящего лица. Один раз ты была без своей ужасной косметики, но смотрела в основном на Стаса. А мне так хотелось, чтобы ты обернулась…
