По некоторым данным, Архипов давал Юрию Владимировичу в час дня легкое снотворное, и Юрий Владимирович спал до двух часов дня. Ровно в четырнадцать часов дверь кабинета председателя открывалась, и он выходил на обед в спецбуфет. Там уже в зависимости от хода разговоров с зампредами, которые обязательно подтягивались к этому времени на свои обеденные места, Юрий Владимирович оставался от получаса до сорока — сорока пяти минут. Затем — снова на рабочее место, где Юрий Владимирович трудился до девяти — девяти тридцати вечера. По четвергам, если было заседание политбюро, Андропов уезжал в Кремль и заседал там с четырех до семи-восьми вечера, в зависимости от того, как долго длилось это мероприятие. Но года с 77-го, со времени начала серьезных болезней Брежнева, политбюро проводилось не каждый четверг и не столь долго. Тогда Юрий Владимирович оставался на месте. Изредка и ненадолго он «отъезжал», как это говорилось в приемной, к Громыко или Устинову. Он не ждал, когда эти горы подойдут к Магомету, как гласит восточная пословица, а сам подходил к горам, ибо боярское местничество ему было чуждо. Под этим словом «отъехал» подразумевались и его встречи на служебных квартирах с теми интересными людьми, которых он не хотел засвечивать в коридорах КГБ и приемной председателя.
Вторая половина дня протекала у Андропова весьма бурно и насыщенно. Он встречался с людьми, проводил расширенные совещания и все делал четко, ясно, быстро. У психологов есть такое мнение, что хороший руководитель может управлять семью подчиненными. Гениальный деятель способен эффективно руководить двенадцатью соратниками. Таким был, к примеру, Наполеон Бонапарт. Подсчитав количество заместителей председателя КГБ, начальников главных управлений, самостоятельных управлений и отделов в структуре комитета, которые могли выходить прямо на Андропова, минуя промежуточные инстанции, и решать с Юрием Владимировичем важнейшие оперативные вопросы, я не могу не прийти к выводу, что Юрий Владимирович был одним из самых выдающихся правителей за всю историю России. На мой взгляд, император французов Наполеон — только кадет-приготовишка по сравнению с генералом армии Андроповым. Правда, и тот и другой потерпели в своих государственных трудах историческое поражение. Однако после Бонапарта созданная им Система окрепла, а полученная Андроповым в наследство от Ленина, Сталина, Хрущева и Брежнева социалистическая Система быстро развалилась.
…За шесть лет, которые я работал вблизи Юрия Владимировича, несколько раз выпадали авральные недели. Это случалось тогда, когда Юрий Владимирович получал от Брежнева и политбюро задание выступить с речью на каком-либо торжественном мероприятии, вроде вручения орденов городам Таллину и Петрозаводску, или с докладом по случаю очередной годовщины Ленина, Дзержинского и т. п. Такие решения политбюро о предоставлении тому или иному «выдающемуся деятелю партии и государства» высокой трибуны Дворца съездов в Кремле или республиканской кафедры чуть пониже считались высокой честью. Они вызывали резонанс не только у партверхушки, которая по своим признакам высчитывала, в очередь или вне очереди дано такое ответственное поручение. По речам и докладам оценивались умственные способности и физическое состояние, а также дальнейшие перспективы карьеры докладчика, независимо от того, сколько его собственных мыслей было вложено в его публичный труд.
Творческие запарки у Юрия Владимировича случались и во времена предвыборных кампаний в Верховный Совет СССР и Верховный Совет РСФСР, где его официальные должности влекли за собой обязательное депутатство. Тогда надо было хорошо «показаться» конкретному народу, избирателям, не только верхушке в Кремле. Но слишком хорошо и ярко выступить было опасно, поскольку это могло вызвать ревность генерального и наветы его клевретов на автора доклада.
Вопреки расхожему мнению о том, что за Андропова, как и за всех вообще генсеков, секретарей ЦК, членов политбюро, речи и доклады писали референты, помощники, ученые, хочу подчеркнуть, что с Юрием Владимировичем дело было совсем не так. Он сам был полноценным автором своих публичных выступлений. Подготовку к ним он начинал по крайней мере за месяц до даты появления на трибуне.
Тому кругу сотрудников Юрия Владимировича, который привлекался им в помощь для подготовки доклада, а это были П. Лаптев, Е. Карпещенко, я, консультанты В. Шарапов и И. Розанов, заранее объявлялся повод, место и время события. В названный час мы входили в кабинет Юрия Владимировича и рассаживались за длинным полированным столом для заседаний. С нами вместе приходили две замечательные стенографистки, имена которых до сих пор надо держать в секрете, потому что они знают в несколько раз больше государственных тайн из «особых папок», чем самые осведомленные чекисты, секретари ЦК, члены политбюро и генсеки, вместе взятые. Эти молодые дамы могли записывать, стенографировать или синхронно печатать на машинке быстрее, чем у среднего человека проворачивались в голове мысли. Они опережали любого начинавшего говорить, и, когда оратор только начинал фразу, они ее уже дописывали.
Юрий Владимирович выходил из-за своего рабочего стола, держа в руке листок с тезисами, и усаживался на председательское место у длинного стола.
— Я бы хотел сказать вот что… — начинал он и далее, без передыха или остановок, произносил речь минут на тридцать. Было видно, что он долго думал над ней, прикидывал и так и эдак, а теперь излагал уже нечто выношенное. Закончив говорить, он с минуту как бы прислушивался к сказанному, а потом командовал: — Теперь критикуйте кто во что горазд!
Никто из слушателей не возникал с льстивыми оценками того, как все было хорошо продумано и сбалансировано в первом наброске шефа. Андропов этого терпеть не мог, как мы видели это на заседаниях коллегии. Некоторые выступавшие там после доклада председателя бурно начинали восторгаться и изливать подхалимаж. Юрий Владимирович резко обрывал льстецов и требовал обсуждать вопрос по существу.
Мы старались найти трещинки в его аргументации, слабость логических переходов от раздела к разделу. Что-то всегда находилось. Он говорил тогда стенографисткам: «Обязательно поточнее запишите это!»… А нам: «Продумайте аргументацию еще раз и обсудите друг с другом…»
Затем шеф начинал делить на куски свою речь и предлагать нам их для дальнейшей обработки.
— Ты, Паша, — говорил он Лаптеву, — возьмешь такой-то раздел… Ты, Игорь, поработай над другим разделом… Ты, Женя, посмотри вот эту часть… Ты, Витя, такую-то… Ты, Иван, следующую…
Получалось по пять-шесть страничек текста на брата. Затем Юрий Владимирович определял каждому, по каким темам следует выбрать приличествующие месту цитаты из Ленина, Маркса, Брежнева. Давался и срок исполнения работы — обычно три-четыре дня, назначалась сдача страничек, подготовленных каждым, в секретариат Лаптеву для передачи «частей для сборки» будущему автору выступления. При этом Юрий Владимирович многократно подчеркивал, что надо обязательно весомо употреблять такие ключевые слова, как «партия», «большевизм», «большевики» и «чекисты». Сотрудников КГБ в своих официальных выступлениях и служебных документах, записках и прочих деловых бумагах он не называл иначе, как громким словом «чекисты», приобретавшим в его устах значение высшей добродетели. Больше всего он любил слово «большевики», которое, видимо, в наибольшей степени отвечало его воззрениям и характеру.
