Книга Андропов вблизи. Воспоминания о временах оттепели и застоя, страница 13. Автор книги Игорь Синицин

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Андропов вблизи. Воспоминания о временах оттепели и застоя»

Cтраница 13

Увидев мое жуткое смущение и агрессивную реакцию советской части свиты, король пожалел меня и сказал: «Вообще-то вы можете написать, что картины советских художников мне понравились!»

Несколько позже я узнал, что ответ Густава VI Адольфа советскому журналисту стал коронной фразой шифровки совпосла в Москву с отчетом об этом культурном мероприятии.

Из крупных международных событий в Швеции в памяти больше всего остались Харпсундские встречи ведущих социал-демократов всего мира. Они проходили в загородном имении шведского премьера Таге Эрландера ежегодно.

Во время первой же встречи мой «москвич», на котором я передвигался по Швеции, явно не подошел по скорости и комфорту к семиместным черным лимузинам, арендованным правительством Швеции для передвижения важных персон по Стокгольму и в Харпсунд, у крупной похоронной фирмы. В Швеции, как и во многих богатых европейских странах, где только премьеру, министру иностранных дел и председателю парламента подается для казенных поездок служебный автомобиль, правительственного гаража отродясь не бывало. Именно поэтому я и получил место в одном из лимузинов, шедших в кортеже не на похороны, а в загородное имение, с министром просвещения Швеции, любимцем премьера Эрландера и всей социал-демократии Улофом Пальме. После Таге Эрландера он стал следующим премьером Швеции. Мы были почти одногодки и весьма интересно беседовали те два часа, которые длилась поездка до Харпсунда.

Потом я брал у него интервью и иногда вступал в короткие беседы на каких-либо протокольных мероприятиях и приемах. Он со всеми — коллегами, журналистами, в том числе и советскими, — был всегда дружелюбен и улыбчив. Он никогда не позволял себе говорить командирским тоном, как советские политики, или грубо-фамильярным — как американские. Когда я узнал о его убийстве, мне было искренне жаль этого выдающегося человека XX века. Это была огромная потеря не только для его семьи, партии, Швеции, но и для всего мира.

Вероятно, все эти встречи с «живыми» социал-демократами, а также вырезки, которые я во множестве делал из шведских газет и журналов, подвигли меня в годы учебы в Академии общественных наук заняться именно шведской социал-демократией. Повлиял на меня и высокий жизненный уровень страны, где социал-демократия, стоявшая у власти с начала XX века, с небольшими перерывами, смогла построить путем реформ действительно богатое и справедливое общество…

Три с половиной года без отпуска пролетели в Швеции незаметно. Мне уже полагалось возвращаться на Родину. Но тут произошел инцидент, который весьма серьезно сказался на моей дальнейшей карьере. Я случайно столкнулся с фактом казнокрадства моего шефа, заведующего бюро АПН.

Дело было так. NN ездил в отпуск в Союз, к дочерям, каждое лето, но в 1965 году почему-то решил отправиться в Москву в ноябре. До той поры я не имел никакого отношения к финансам бюро АПН, то есть не вел финансовых книг и отчетов, не получал деньги в банке и не выплачивал их по счетам типографии «друзей» за печать и рассылку наших изданий. А их уходило много. Каждые десять дней выходил тиражом 20 тысяч экземпляров иллюстрированный журнал на шведском языке «Новости из Советского Союза». Почти каждый месяц многотысячными тиражами печатались пропагандистские книги, брошюры, буклеты и за счет АПН рассылались шведской почтой бандеролями по всей Швеции.

Хотя я и не передавал типографии коммунистов никаких денег, а оплата по счетам этой фирмы, называвшейся «План-трюк», была своего рода формой передачи материальной помощи КПСС шведской компартии, у меня сложились теплые, дружеские отношения с директором типографии Ларсом Бигандером. Коммунист Ларс был когда-то очень известным шведским боксером, хорошо разбирался в спорте, и я всегда консультировался с ним, когда получал из Москвы заказы на спортивные очерки и репортажи. Кроме того, мы оба любили прекрасные пирожные со взбитыми сливками, которые выпекались в кафе поблизости от типографии. Кофе там тоже был отменный.

Как раз в разгар отпуска NN, когда его не было в Стокгольме, директор типографии позвонил мне в бюро и сказал, что в связи с окончанием года компартия хотела бы уплатить свои долги. Поскольку наши выплаты ей составляли существенную сумму, он попросил авансом, в счет печати и рассылки следующего номера нашего журнала, 25 тысяч шведских крон.

Я сказал, что передам его просьбу в Москву и думаю, что деньги они получат. В тот же день я дал соответствующую телеграмму в АПН. Назавтра мне сообщили, что в шведский банк, куда поступали деньги АПН, направлена необходимая доверенность на мое имя и требуемая сумма.

Еще через день я получил деньги, созвонился с Ларсом и поехал передавать ему аванс. Его кабинет был отгорожен стеклянной стеной от шума остального помещения типографии. Я уселся на стул перед его письменным столом, вынул конверт с деньгами и пересчитал 25 тысячных купюр. Бигандер деловито выписал мне квитанцию на получение 25 тысяч крон, потом взял деньги, снова пересчитал, а затем вынул из этой пачки две тысячные банкноты и протянул мне.

Я оторопел.

— Чего ты, Ларс?! — спросил я друга и не взял деньги.

— Да NN всегда так делал… — ответил мне Бигандер. — Фактически стоимость журнала составляет двадцать три тысячи крон…

Он протянул мне из своей папки фактуру с подтверждением этой суммы и добавил:

— А что, нам трудно, что ли, подписать счет на двадцать пять тысяч для Москвы? Ведь свои деньги мы получили, а твой шеф в первый раз, когда платил по счету за типографские расходы и бумагу, сказал, что ему дают по графе на представительские расходы слишком мало денег и он хотел бы иметь неподотчетный резерв. Так сказать, «черную кассу». Шведские фирмы часто это делают для постоянных клиентов. Мы, конечно, согласились… Москве сообщили, что стоимость наших услуг выросла на две тысячи за номер журнала… А раз ты не хочешь брать, то мы оставим до него…

Как и всякий нормальный советский человек, я слышал, что при «развитом социализме» была сильно развита и коррупция. Но прямое столкновение с казнокрадством меня просто ошеломило. Тем более что две тысячи крон составляли месячную зарплату заведующего бюро. А получал он эти деньги, как следовало из слов Бигандера, регулярно.

Я не спал всю ночь и думал, что мне делать. Писать шифровку в Москву Буркову было для меня нереальным, так как я по своей должности не был допущен к шифропереписке. Но возмущение мое столь крупным, регулярным и наглым казнокрадством, да еще разведчиком из ГРУ, разгоралось.

С кем я мог поделиться столь неприятным открытием? Единственно, что мне было доступно, так это пойти к послу, как моему прямому начальнику в отсутствие заведующего бюро, и рассказать ему всю историю. Я решил так и сделать.

Утром посол Белохвостиков, отнюдь не политический деятель, какими бывают сильные главы дипломатических миссий, а так называемый карьерный дипломат, смертельно боявшийся своего мидовского начальства, выслушал мое сообщение. Он, видимо, испугался крупного скандала, который мог бросить тень и на него. Трусоватый Белохвостиков почмокал губами, осудил NN, но просил меня ничего не предпринимать, а подождать возвращения заведующего бюро из отпуска, чтобы разобраться с этим делом. А я и не собирался больше ничего делать, переложив тяжелый груз подозрений с себя на подбитые ватой плечи дипломатического фрака «его превосходительства». Однако, как выяснилось позже, расслабляться мне было рано. Посол за моей спиной предпринял все-таки кое-какие меры, чтобы быстро перевести возможный коррупционный скандал без какого бы то ни было разбирательства в Швеции в Москву и «пустить поезд» на меня. Как оказалось, Белохвостиков дал в АПН, Буркову, шифротелеграмму, в которой просил срочно вернуть в Стокгольм из отпуска NN, а Синицина после этого немедленно отозвать.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация