Продолжая рассказ о положении в стране, Елисеев подчеркнул, что в нынешнем году в Финляндии был плохой урожай, введены карточки на хлеб и другие продукты питания. Вместо хлеба финн может получать: пиво из расчета один килограмм хлеба — литр пива или 150 граммов кофе в день, хотя с кофе у них весьма плохо. Это сообщение заинтересовало генсека. Обращаясь к Микояну, он спросил:
— Анастас, можем ли мы из нашего запаса кофе помочь финнам?
Анастас Иванович быстро ответил:
— Мы можем поставить им турецкий кофе в зернах. На это Сталин иронически проговорил:
— Турки не производят кофе на продажу, «турецким» кофе называется только по способу его приготовления.
Замечание Сталина сразило наркома пищевой промышленности СССР. Он сидел бледный, изменившийся в лице, мало похожий на обычно бравого Микояна.
…Наблюдения резидента прервал Сталин.
— Возьмите карандаш и запишите несколько фамилий финнов, которым надо срочно выехать в Швецию, — сказал он и стал называть имена.
Все названные финны были разведчику известны, и он сказал, что хорошо их помнит…
…После этого Сталин пригласил на заседание политбюро Отто Вильгельмовича Куусинена, представил дипломата и деятеля Коминтерна друг другу. Резидент поднялся, уступив свое место Куусинену, и вышел. Вслед за ним вышел Берия и сказал, чтобы Синицын был у него в 22 часа, затем распорядился отвезти его в наркомат на своей машине.
С тяжелым сердцем выехал отец из Кремля. Ему стало ясно, что война стоит уже у порога нашего и финского домов. Тридцатилетний резидент, в отличие от советских вождей, понимал, что много крови прольется с той и другой стороны. Правоверного молодого коммуниста крайне удивило поведение членов политбюро на заседании в Кремле. Микоян, Жданов, Каганович, да и Ворошилов вели себя как ученики-недоумки перед строгим учителем, а вернее, как амбициозные манекены.
Ровно в 22 часа Елисей Синицын зашел в кабинет Берии, где уже были Отто Куусинен и председатель Госбанка СССР Н. А. Булганин. Увидев его, Берия, обращаясь к Булганину, сказал:
— Это тот человек, которому надо выдать деньги. Булганин, раскрывая большой брезентовый мешок, спросил резидента:
— Сколько вам?
За него ответил нарком:
— Дайте ему миллионов десять, у него будут большие расходы, связанные с переправкой финнов в Швецию.
Когда Булганин начал отсчитывать пачки по одному миллиону финских марок, которые были довольно объемными, разведчик смог разместить по карманам только шесть пачек, то есть шесть миллионов. Берия подошел к нему и доброжелательным голосом, как будто утреннего злого разговора и не было, сказал:
— Ты верно поступил, что три недели в Хельсинки не просидел дураком, а сделал полезное дело, — и запихнул во внутренний карман пальто поверенного в делах еще один миллион.
Целый мешок денег получил Куусинен. Он спросил Синицына, через кого он намерен передать полученные деньги. Тот ответил, скорее для Берии, чем для него, что самым подходящим для этого дела человеком является Херта Куусинен, с нынешнего года — она член ЦК КПФ…
Прощаясь, Куусинен пригласил его в свой вагон, в котором он уезжал в 24 часа в Ленинград. Когда он и Булганин ушли, Берия жестом показал резиденту на стул, а сам пересел на диван и спросил:
— Все ли ты усвоил, о чем шла речь на политбюро и что тебе говорил Сталин?
— Все понял, товарищ нарком. Если финны навяжут нам войну, будем защищаться. Но не могу ли я узнать, каким временем буду располагать для выполнения задания?
Берия подумал, прикинул на пальцах и сказал:
— Если ты приедешь в Хельсинки послезавтра, то у тебя будет еще три дня.
Когда он вышел от Берии, в приемной ожидал начальник разведки Фитин. На его машине со спецсигналами они еле успели к поезду. В вагоне, прицепленном к поезду «Красная стрела», уже был Куусинен и несколько мужчин…
Далее отец вспоминал:
«…Когда я вошел в салон, Куусинен подошел ко мне и сказал:
— Хочу представить вам министров правительства Финляндии, сформированного мною в Москве из числа финских граждан и финских эмигрантов, проживающих в Советском Союзе. На днях в Москве будет объявлено о признании моего правительства Советским Союзом, и через два-три дня последует сообщение о подписании с правительством Демократической Республики Финляндии, то есть с моим правительством, договора о сотрудничестве и взаимопомощи.
Я поздравил Отто Вильгельмовича Куусинена с назначением его премьер-министром и его министров, которых было человек восемь. Все они были примерно одного возраста — около пятидесяти лет, физически крепкие. Говорили они, соблюдая такт, но не страдали излишней скромностью…
К концу ужина я почувствовал доброе расположение к себе со стороны Куусинена. Когда мы остались вдвоем, я подробно рассказал ему о своем сообщении на политбюро ЦК ВКП(б) и осторожно спросил:
— Какая была необходимость создавать правительство, когда на Карельском перешейке к настоящему времени не осталось гражданского населения? Ведь уже к середине ноября все жители были эвакуированы в центральные районы страны?
Куусинен не торопился с ответом, размышлял и, отпив немного вина, сказал:
— В начале сентября 1939 года, когда немецкая армия фактически без сопротивления заняла Варшаву, Сталин, пригласив меня к себе, где уже был нарком обороны Ворошилов, сказал, что в Европе сложилась кризисная военная ситуация, угрожающая безопасности Советского Союза, а наши северо-западные границы слабо защищены от нападения потенциального агрессора. В случае, если Финляндия добровольно не согласится на обмен территориями, нам придется применить военную силу. Проведение такой операции Сталин поручил Ворошилову и мне.
Такое сообщение взволновало меня, и я спросил:
— Неужели, чтобы отвоевать небольшой кусочек финской территории, надо было создавать правительство Демократической Республики Финляндии? Это, как мне кажется, сильно напугает народ Финляндии, и он, опасаясь «советизации», будет всеми силами сражаться против нас. Кроме того, к такому же выводу могут прийти Германия, Англия, Франция. Тогда не избежать их военного вмешательства на стороне Финляндии против Советского Союза…
Куусинен вопросительно взглянул на меня, помедлил с ответом… и довольно четко сказал, что такой ход событий принимался во внимание при обсуждении этого вопроса у Сталина. Он тогда пояснил, что при подписании в конце августа 1939 года Молотовым и Риббентропом советско-германского договора о ненападении они тогда же договорились, что Германия не будет вмешиваться в наши отношения с Прибалтийскими государствами и Финляндией. Что касается Англии и Франции, то Сталин, повернувшись к Ворошилову, приказал ему военные действия провести быстро, в две-три недели, пока Запад еще не успеет опомниться от случившегося.
После такого откровенного ответа собеседника я осмелел и, чтобы понять цели правительства Куусинена, спросил:
