Не стану углубляться в роль Коминтерна в тайной дипломатии XX века, отмечу лишь в связи с главной темой нашего повествования — очерком деятельности и характера Андропова — одну из выдающихся личностей, бывших с начала 20-х до начала 40-х годов в числе руководителей разведки Коминтерна. Я имею в виду Отто Вильгельмовича Куусинена в связи с двумя обстоятельствами его жизни. Первое из них то, что он, будучи финским социал-демократом, а затем советским большевиком, имел особое отношение к тайной дипломатии Сталина на североевропейском направлении, особенно в связи с Финляндией.
Второе обстоятельство также весьма тесно связано с главной темой этих воспоминаний — образом Юрия Владимировича Андропова. О. В. Куусинен был именно тем влиятельнейшим, хотя и закулисным членом советского руководства, который с начала 40-х годов обратил самое благосклонное внимание на талантливого организатора и активного комсомольского функционера Юру Андропова.
Их знакомство началось с той поры, когда первый секретарь ЦК комсомола Карело-Финской Союзной республики стал в годы Великой Отечественной войны по своей должности еще и начальником штаба партизанского движения на оккупированной финнами территории Советской Карелии. Отто Куусинен в те начальные месяцы войны был одним из руководителей разведки Коминтерна. Будучи глубоким знатоком Финляндии, он, разумеется, помогал партизанской и разведывательной работе на Карельском фронте. Так что первые практические уроки подпольно-оперативной работы будущий председатель КГБ Андропов получил еще до сентября 1944 года, когда путем тайной дипломатии посол СССР в Швеции Александра Коллонтай, заместитель советского резидента в Стокольме Елисеев и советник совпосла Владимир Семенов склонили самого северного союзника Гитлера к сепаратному миру и организовали поездку в Москву финских представителей для подписания перемирия и изгнания немецких войск с севера Европы.
…Когда я приступил к написанию этой главы воспоминаний, мне самому стало удивительно, со сколькими выдающимися личностями, участвовавшими в тайной дипломатии СССР после 1938 года, я был знаком с детства, прямо или через отца, в молодые годы и до конца 80-х. Начать хотя бы с того, что в 1939, 1940 и 1941 годах мне давала уроки немецкого языка в Хельсинки финская коммунистка, дочь Отто Куусинена Херта. С ее отцом я дважды встречался по журналистским делам, когда работал в конце 50-х годов в Совинформбюро.
С Александрой Михайловной Коллонтай и ее семьей я познакомился в январе 1944 года, когда замрезидента Елисеев прибыл в Швецию, чтобы работать там по финляндской линии. Это был мой отец. Александра Михайловна поручила меня, пятиклассника, товарищеским заботам своего внука Володи, тогда десятиклассника. И до сего дня я сохранил самые теплые дружеские чувства к Володе Коллонтаю и его семье. После Швеции я снова встретил его, когда в 1949 году поступил в МГИМО, а он уже окончил его и продолжил учебу в аспирантуре. Теперь доктор наук Владимир Михайлович Коллонтай — один из известных советских ученых-международников.
Мы дружили в Стокгольме 1944 года домами с семьей советника Коллонтай Владимира Семеновича Семенова. Его жена Евгения Николаевна преподавала в нашей маленькой советской школе при посольстве русский язык и литературу, в том числе и в моем пятом классе, где числилось два человека. Через тридцать лет мы с Владимиром Семеновичем встретились в кулуарах XXV съезда КПСС и сошлись на почве интереса к неформальной живописи и скульптуре.
В 1944 году в Стокгольме отец возил меня в советскую школу при нашем посольстве из пригорода Росунда, где мы квартировали, на трамвае. Иногда в наш вагон подсаживался обаятельный улыбчивый господин, с которым отец говорил по-немецки. В первую встречу в трамвае он представил меня этому пассажиру, и тот сказал, чтобы я звал его «онкель Вилли» («дядя Вилли»). Когда я был студентом в Москве в 1950 году, отец принес мне для языковой практики книгу на немецком языке. На ее обложке был изображен портрет «дяди Вилли». Оказалось, что наш трамвайный спутник в Стокгольме был выдающийся германский социал-демократ Вилли Брандт, находившийся в годы войны в эмиграции в Швеции. Отец, по прямому поручению из Москвы, советовал ему тогда в Росунде переехать из Стокгольма в Советский Союз, поскольку для эмигрантов такого калибра в Швеции было крайне небезопасно из-за обилия агентуры фашистских спецслужб. Гестапо, абвер, головорезы Скорцени, разведки Геринга и Риббентропа имели свои многочисленные базы в этой нейтральной стране, со всех сторон окруженной немецкими войсками. Была велика вероятность теракта против Вилли Брандта и его товарищей по СДПГ, которым шведы дали убежище во время войны. Но «онкель Вилли» был не трусливого десятка. Он хотел оставаться рядом с Германией и держать подпольную связь со своими соратниками, остававшимися под пятой Гитлера. Это было легче делать из Швеции. Кроме того, как понял отец, мудрый и независимый политик Вилли Брандт не хотел возвращаться на родину после победы над фашизмом в обозе Красной армии. Хотя к Советскому Союзу и его борьбе с фашизмом он относился очень хорошо. Но он отнюдь не был агентом советской разведки, как хотели позже представить его политические враги в Западном Берлине и Западной Германии.
В 60-х годах, когда я был корреспондентом АПН в Швеции, я много раз встречал «дядю Вилли» во время Харпсундских международных встреч ведущих социал-демократов мира. Они ежегодно проходили в загородном имении шведского премьера Таге Эрландера Харпсунде. Но я побаивался тогда восстанавливать старое знакомство с «дядей Вилли», поскольку отец работал в Швеции в 1944 году под псевдонимом Елисеев, а я приехал в Стокгольм в 1962-м «чистым» журналистом под своей собственной фамилией Синицин. Привлекать интерес сразу нескольких спецслужб мира, в том числе и шведской, непонятным знакомством молодого советского журналиста с одним из крупнейших социал-демократов мира не хотелось.
Затем, в 70-х годах, когда я был партийным функционером у Андропова, читал регулярно шифровки послов СССР из ФРГ об их беседах с Вилли Брандтом и довольно часто встречался со Славой Кеворковым, который вел по поручению Андропова и Брежнева тайный канал связи советского и западногерманского руководства, в состав которого входил и канцлер ФРГ Вилли Брандт… Об этом тайном канале Андропова будет сказано чуть ниже.
Я хорошо знал, жил в 40-х годах в одной коммунальной квартире с крупным советским разведчиком Василием Романовичем Ситниковым, а в 80-х годах близко сдружился с ним. Василий Романович также принимал участие в тайной дипломатии Андропова и кое-что рассказывал мне о ней. Знал я и общался с выдающейся советской разведчицей Зоей Ивановной Рыбкиной-Ярцевой, которая стала широко известна в Советском Союзе после того, как была уволена из МГБ и стала популярной детской писательницей по ленинской теме, выступая под псевдонимом Зоя Воскресенская. За рассказы о большевистском вожде и его матери Зоя Ивановна получила Государственную премию по литературе.
Зоя Ярцева участвовала в тайной дипломатии Сталина, которую вел на североевропейском направлении в 1938 и 1943 годах по личному приказу вождя ее муж, полковник Борис Рыбкин-Ярцев…
Хотя приказ полковнику Рыбкину отдавал на проведение секретной политико-дипломатической операции сам Сталин, потребовав при этом абсолютной тайны от всех, включая советского посла в Хельсинки Деревянского и начальства Рыбкина по НКВД, я не сомневаюсь, что конкретные планы, персоналии в Финляндии, с которыми должен был связаться «первый секретарь советского полпредства Ярцев», разрабатывались Отто Вильгельмовичем Куусиненом.
