К началу лета 1942 года 1-е разведывательное управление НКВД разделилось на два. Внешняя разведка осталась за 1-м главком, а другим, внутренним подразделением, стало 4-е главное управление во главе с Павлом Судоплатовым. Оно должно было заниматься разведывательной и диверсионной работой, а также помощью партизанскому движению и группам подпольщиков, теперь уже не только на оккупированной советской территории, но и далеко за ее пределами. Одновременно был создан Центральный штаб партизанского движения во главе с крупным партийным деятелем Белоруссии Пантелеймоном Пономаренко. Начальник штаба, как и все политкомиссары в армии, получил генеральское звание. В этом штабе действовал разведывательный отдел.
Партийные и комсомольские функционеры, которые были назначены руководителями местных штабов партизанского движения, далеко не всегда получали, как комиссары, воинские звания, но полагались на конспиративное обеспечение своей деятельности военной разведкой и НКВД. Профессионалы спецслужб не только стали опорой военно-учебной деятельности партизан, но и организаторами их материально-технического снабжения.
Таким образом, когда двадцатисемилетний первый секретарь комсомола Карело-Финской ССР Юра Андропов был назначен руководителем штаба партизанского движения в оккупированной финскими войсками Карелии, он неизбежно был втянут в тесное соприкосновение с ГРУ и 4-м управлением НКВД. Но, очевидно, молодому руководителю микроскопического комсомола — из-за малого количества населения и доли молодежи в нем — «старшие» товарищи воинское звание не дали, хотя партийный шеф Юрия, первый секретарь Карельского обкома ВКП(б) Куприянов, стал генералом. На целых тридцать пять лет Андропов остался штатским человеком, до тех пор, пока самый большой в истории СССР любитель звезд на погонах и на груди, Брежнев, не повесил на плечи председателя КГБ Андропова и заодно министра внутренних дел Щелокова погоны со звездами генерала армии.
В числе прочих задач в функции Андропова как руководителя партизанского движения в Карелии входил подбор кандидатов из карельских комсомольцев для подготовки их в качестве партизан, радистов и разведчиков. Учебными предметами партизанских школ были стрельба, минно-диверсионное дело, ходьба на лыжах, методы сбора информации и пропаганды среди населения оккупированных районов, а также один из главных — способы выживания в лесах и болотах Карелии…
В 70-х годах, когда я вел депутатские дела Юрия Владимировича, ко мне пришел с личной просьбой к Андропову бывший военный летчик, Герой Советского Союза, имя которого я, к сожалению, не могу вспомнить. Он воевал именно на Карельском фронте и звание Героя заслужил в том числе и за то, что перебрасывал карельских партизан на своем самолете за линию фронта. Изредка он вылетал в разведывательные полеты с руководителями штаба партизанского движения Карелии, среди которых был и Юрий Андропов.
Пилот рассказывал мне о том, что партизанское движение в Карелии было малорезультативным и несло огромные потери. В редких населенных пунктах, разбросанных на территории западной части этой республики, отошедшей по мирному договору СССР и Финляндии 1940 года к Советскому Союзу, жили еще финны, которых после Зимней войны должны были репатриировать в Финляндию, но советские власти так и не успели этого сделать. Советский Союз карельские финны и желавшие репатриироваться карелы яро ненавидели и либо сами жестоко расправлялись с небольшими партизанскими группами, либо выдавали их жандармским и военным подразделениям.
Кроме финнов, своими хуторами и деревеньками в Восточной Карелии, принадлежавшей до Зимней войны СССР, жили карелы и вепсы, малый народ финно-угорского происхождения. Коренных жителей на огромной территории Восточной Карелии, оккупированной финскими войсками, было всего около 85 тысяч человек. Они относились к финнам как к оккупантам. Часть русского населения, около 20 тысяч человек, были отправлены финнами в концентрационные лагеря для устрашения оставшихся. В финских концлагерях к военнопленным и гражданским заключенным охранники и надсмотрщики относились хуже, чем эсэсовцы в немецких. Жизнь остававшихся на свободе карелов, вепсов и русских в тяжелых природных условиях Севера была голодной. Они ничем не могли помогать партизанам. В этих сложных военных, политических, экономических и психологических условиях стихийного партизанского движения в Карелии практически не существовало.
Но когда бывший комсомольский вождь Карелии Андропов стал генеральным секретарем ЦК КПСС, то холуи из Агитпропа ЦК задумали подготовить книгу об успехах партизанского движения в Карелии и его руководителе, первом секретаре ЦК карельского комсомола Юре Андропове. Подхалимы решили, что надо отличиться чем-то, что было бы аналогом «Малой земли», якобы написанной Брежневым. Узнав об этой «инициативе», Юрий Владимирович в резкой форме запретил даже статейки на эту тему в средствах массовой информации.
Летчик рассказывал мне, что Андропов очень переживал, когда приходил на аэродром отправлять партизанские и разведывательно-диверсионные группы за линию фронта. «Он горбился, как будто физически ощущал тяжесть ответственности, лежащей на нем, — говорил он. — Его глаза почти всегда были печальны, словно он заранее знал, что далеко не все молодые ребята, воспитанники комсомола Карелии, смогут вернуться на Большую землю. Так партизаны называли свой советский тыл…»
Нет сомнений, что Юрий Андропов хорошо запомнил на всю жизнь науку, которую преподавали разведчикам и партизанам профессионалы из НКВД и ГРУ. Он и сам бывал за линией фронта, летая туда на маленьком легком биплане По-2, который почему-то пилоты окрестили «кукурузником».
Я знаю также, что Юрий Владимирович тесно соприкоснулся с деятельностью спецслужб, когда во времена венгерских событий в середине 50-х годов был послом СССР в этой стране. Тогда он вынужден был действовать в полном контакте с личным представителем Хрущева, первым председателем КГБ генералом Иваном Серовым, который много недель проводил в Будапеште, руководя подавлением восстания мадьяр против советского господства. Весьма часто посол общался и с работниками представительства КГБ в Венгрии во время проведения, например, таких специальных операций, как выманивание Имре Надя и некоторых его сотрудников из югославского посольства и депортация их из страны. Мне рассказывали очевидцы, что эта акция проходила трудно. Командовал ею Иван Серов, тогдашний глава КГБ, а исполнителями были сотрудники представительства КГБ, работавшие в Венгрии, и оперативная группа, прибывшая из Центра на подкрепление.
Имре Надь подозревал ловушку и никак не хотел выходить со двора посольства Югославии, пользовавшегося экстерриториальным статусом, чтобы сесть в автобус, который должен был доставить его на другую территорию с таким же статусом. В конце концов он вошел в автобус. Несколько членов мадьярского правительства, укрывшихся у югославов вместе с Надем, уже сидели там. Офицер КГБ, следивший за Надем с улицы, громко постучал жезлом регулировщика по кузову машины, чтобы закрыли дверь и отправлялись. Это был главный условный сигнал операции. Автобус немедленно тронулся и доставил Имре Надя не на свободную территорию, а в заключение на румынской земле, где он через несколько месяцев был судим и расстрелян.
