– В Корпусе, в фобе… – осторожно надавил на мои пальцы, заставляя несильно сжать пульсирующую под тканью брюк плоть, сопровождая этот жест блаженным стоном.
– …в душе, на столе… Я и не думал, что моя фантазия способна так красочно надо мной измываться… – страстный шёпот вскружил и без того пьяную голову. – Сотню раз, всевозможными способами. Везде… Я каждый раз не хотел просыпаться, и каждый раз пробуждение было, как серпом по… – порывисто обхватил ладонями моё лицо и смял в бешеном поцелуе исстрадавшиеся без него губы. – И ты спрашиваешь, уверен ли я? Да я рехнусь, если ты передумаешь. Скажи, что я не сплю! – взгляд умоляющий и слегка безумный. – Я просто сдохну, если это снова сон!
– Это не сон, – заверила я. – Надеюсь, не сон…
Потому что у меня тоже, как оказалось, извращённая фантазия. Потому что я знаю, как бывает больно после пробуждения, потому что я так мечтаю, чтобы это, наконец, стало явью. Зеркально повторив жест Арсения, я обняла его за щёки, а он зажмурился, выдохнув сквозь зубы:
– Не сон, – и вдруг встал, поднимая меня вместе с собой, заставляя прижаться к нему всем телом. Так сладко и стыдно.
– Не сон, – прошептал, в три шага преодолев расстояние до дивана, опуская меня на небрежно наброшенное покрывало и немедленно накрывая моё тело своим.
Мне кажется, я уже в тот момент совершенно ничего не соображала, отчаянно желая продолжения банкета, удивлённо понимая, что ласки Арсения, его поцелуи грозят обратиться в зависимость похлеще шоколада. Но Северов, прежде чем окончательно дать волю желанию, почти полностью захватившему нас обоих, медленно, словно через силу, отстранился и охрипшим голосом повторил мой недавний вопрос:
– Ты уверена?
Я уверена. Я уверена очень давно. Я слишком уверена для того, чтобы думать о возможной ошибке. И всё-таки я прижала руку к натянутой, как струна, мужской шее – кончики пальцев поглаживают скулу, а венка на запястье прижимается к ключице, повлажневшей от выступившего пота, – и произнесла:
– Только один момент. Объяснишь?
Он словно окаменел, обжигая мою обнажённую кожу кофейным взглядом. Напряжённый, тяжело дышащий. Второй рукой я провела по его предплечью, чувствуя под пальцами нетерпеливую дрожь мышц. У меня буквально крышу сносило от мысли, что это я с ним сделала. От этого и ещё от того, что, несмотря на беснующееся в чёрных глазах пламя, я знала: Арсений остановится по первому моему слову.
– Что… – начал он сипло и накрыл ладонью мою руку на своей шее. – Что тебя тревожит?
– Помнишь, ты как-то говорил, что у тебя на меня планы? У тебя тоже.
Правая бровь медленно изогнулась вопросительным знаком, а губы дрогнули в легком подобии улыбки.
– Мне надо знать. Сейчас. Пожалуйста. Ты. Чего от меня хочешь ты?
Арсений задумчиво улыбнулся, а я выдернула руку из его захвата и провела ею по твёрдой груди, отчаянно желая, чтобы он снял майку, и до покалывания в кончиках пальцев мечтая дотронуться до его кожи, попробовать её на вкус. Горячую, бронзовую, упругую. Подалась вперёд, чтобы поцеловать его шею, и неожиданно испугалась. Нет, не внезапно проявившей себя чувственности и не того, что между нами должно произойти – это, как ни странно, меня вообще не тревожило. Я испугалась, что Арсений банально не станет отвечать, попробует обратить всё в шутку. Или вовсе признается в чём-то таком, что вынудит меня встать и уйти, отказавшись от всего, так и не узнав, каково это – быть с Арсением Северовым.
Закусила губу, не зная, как поступить, а парень, внимательно всматривавшийся в моё лицо, завёл одну руку за голову и ловко стянул майку, исполняя моё неозвученное желание, а затем перецеловал мои дрожащие пальцы и спросил:
– Всего-то?
Я выдохнула и не стала лукавить:
– Сейчас – да.
Потом ещё будут вопросы. Обиды. Ссоры. Выяснения отношений. Но это, это нам надо решить прямо сейчас, ещё до того, как я окончательно растворюсь в Севере. Хотя кого я обманываю? Я уже давно по самые уши в нём.
– Расскажи! – потребовала я, а Арсений качнул головой, словно отказываясь отвечать.
Внутри что-то испуганно ёкнуло, и в тот же миг Северов прижал мою раскрытую ладонь к своей груди. Я почувствовала, как хаотично колотится его сердце, ударяясь прямо в центр моей ладони, и словно хотела сжать его – такое открытое и трепыхающееся, из-за меня, для меня – вдавила в кожу растопыренные пальцы. Арсений шумно выдохнул, проворчав что-то одобрительное, и пробормотал:
– Нет. Я лучше покажу. Позволишь?
В два рывка втянула в себя воздух, наивно полагая, что внезапно появившееся головокружение – это результат того, что я, кажется, разучилась дышать. Воздух со свистом ворвался в лёгкие, и кислород, ударив в голову, словно ароматный коньяк Полины Ивановны, сделал меня неожиданно смелой и раскрепощённой.
– Позволю, – приподнялась, чтобы прижаться к мужским губам, едва не рыча от нетерпения, снедаемая любопытством, томимая нестерпимой жаждой, что вдруг иссушила моё горло и губы. Арсений счастливо рассмеялся, легко уходя в сторону и без труда перехватывая мои руки, дотронулся кончиком языка до мочки уха, проложил коротенькую дорожку из поцелуев до того места, где шея соединяется с плечом и, довольно мурлыча, пробормотал:
– Да, именно такой я хочу тебя сейчас… Такой моей, такой доверчивой. Ты же веришь мне?
– Да, – торопливо, искренне, стараясь извернуться так, чтобы поцеловать самой. В этот раз Арсений не стал противиться моему желанию, встретив меня на середине пути, позволив нашим губам столкнуться в жарком поцелуе, таком жадном и нетерпеливом, словно не было вовсе предыдущих.
На периферии сознания мелькнула мысль, что, наверное, пока не поздно, стоит сказать Арсению, что мой сексуальный опыт гораздо меньше, чем он может себе представить, что он ограничивается лишь скудной теорией да несколькими практическими занятиями, которые он успел провести для меня. Но руки парня продолжают уверенно знакомиться с моим телом, и я понимаю, что время для разговоров прошло.
Арсений оторвался от моих губ и немного сдвинулся вниз, ведя полуоткрытым ртом по натянутой шее, безошибочно угадывая, где надо дотронуться и как, чтобы вырвать из моего горла восторженный стон. Мне определённо нравилось, как осторожно его пальцы подобрались к моей груди, как деликатно поприветствовали невероятно чувствительные соски. А ещё мне нравились звуки, которые Северов при этом издавал. И то, как эти звуки переплетались с моими прерывистыми вздохами, нравился шальной взгляд, обежавший моё лицо перед тем, как пальцы уступили место рту.
Это было лучше, значительно лучше моих снов. Острее. Безумнее.
И где-то там, паря в невесомости, я поняла, что это, кажется, навсегда.
Когда дыхание пришло в норму, а мозг снова включился в работу, мне просто категорически не захотелось возвращаться к прерванному разговору, хотя мы, конечно, многого друг другу не досказали. Хотелось урчать довольной кошкой, подставляя спинку под ленивую ласку тяжёлой руки, уверенно лежавшей поперёк моей талии.
