Не то чтобы я не понимала, насколько в нашей ситуации важна любая, даже мало-мальски незначительная информация. Конечно, понимала, но понимание того, что мы всё делаем правильно, что спешка в нашем деле ни к чему, не помогало мне избавиться от чувства пронзительной обречённости.
Быть может, прислушайся я тогда к этому нетерпеливому зуду, мы бы ещё успели что-то придумать, но всё словно нарочно складывалось против меня.
Следующим же вечером мы с Арсением тихонько проскользнули в калитку, где нас уже ждал яростно зевающий Светофор, стоявший рядом с двумя мальчишками, в которых я смутно узнавала его ближайших помощников.
– Привет, колибри, – подмигнул он мне. – Ты здорово изменилась с тех пор, как мы виделись в последний раз.
А затем протянул руку Северову и вместо приветствия спросил:
– Ты как?
На лице Арсения проступило явное недовольство, и я непроизвольно задумалась, чем оно могло быть вызвано. Тем, что Стас назвал меня колибри, тем самым обозначив, что знает, кого Север тогда прятал в душе, или чем-то другим?
– Уже лучше, – односложно ответил Арсений, притягивая меня к себе за талию и увлекая вглубь парка, подальше от мальчишек, навостривших в нашу сторону любопытные уши.
– Что лучше? – заволновалась я, переводя встревоженный взгляд с одного лица на другое. – Вы о чём сейчас?
– Это… – начал Светофор. – …неважно, – закончил Северов и бросил на приятеля предостерегающий взгляд.
– Сеня? – это совершенно точно не было неважным: будь это ерундой, Стас не стал бы спрашивать об этом сейчас, когда у нас каждая минута на счету.
– Оленька, это ерунда, правда, – самым наглым образом попытался соврать Арсений. – Забудь.
Я ни о чём не собиралась забывать, но и для выяснения отношений времени не было, поэтому наградила Северова взглядом, который означал «Наш разговор не окончен!». И, конечно же, получила в ответ ухмылочку «Вообще не о чем разговаривать».
– Может, поторопимся? – Светофор, напустив на себя страшно деловой вид, вклинился в наш молчаливый диалог. – Сколько времени Ферзю понадобится, чтобы замок вскрыть? И где он вообще?
Арсений на ходу достал из кармана куртки маленький приборчик, похожий на самый обыкновенный карманный фонарь, который наш мастер на все руки вручил нам накануне, и сообщил:
– У Ферзя сегодня другое задание, но всё необходимое у меня с собой. Если, конечно, они не поменяли замок.
– Только код, – вздохнул Стас, а когда мы уже отошли от калитки на приличное расстояние, вдруг заметил: – Кое у кого с недавнего времени обострилась паранойя. Палач сегодня все коды три раза поменял, сука, так что…
Мы с Арсением переглянулись.
– И давно у него этот приступ начался? – спросил Север, хмурясь каким-то своим мыслям.
– Да с утра, – Светофор недовольно запыхтел, – устал, как собака, честное слово. А всё из-за этой мёрзлой селёдки, как пить дать. Вот уж где стерва…
– Из-за какой селёдки? – от удивления я даже споткнулась, почему-то вспомнив одну свою знакомую, которая под это нелестное определение подходила как нельзя лучше.
Остаток пути мы преодолели в абсолютной тишине, и только у самых дверей в Башню, когда Арсений уже приготовился открывать замок, я спросила у Стаса:
– Она внутри?
Не знаю, чего мне хотелось больше: застать тонар Евангелину – а я почему-то была уверена, что внезапная гостья Цезаря именно она – или избежать неприятного свидания.
С одной стороны, видеть её не хотелось. Хватит. Насмотрелась за месяц жизни в «Гвозде Бога», с другой – хотелось ехидно улыбнуться и посмотреть, как перекосится её всегда равнодушное лицо, когда она меня увидит.
А ещё хотелось задать много-много вопросов. И не столько о себе, сколько о том, зачем она понадобилась Цезарю и не связано ли это с Тоськиной беременностью.
– Да нет, – ответил Светофор. – Минут сорок назад ушла, у них там вроде какой-то праздничный ужин.
Я честно постаралась не думать о том, что они могут праздновать, отбросила в сторону все идеи насчет того, что может связывать тонар и Цезаря, а за время жизни в «Гвозде Бога» таких идей у меня появилось более чем достаточно. Более чем достаточно для того, чтобы найти правдоподобный ответ на вопрос. Потом, не сейчас.
Поэтому, как только Северов открыл дверь, я проскользнула внутрь Башни и опрометью бросилась наверх, в комнату, которую мы с Тенькой делили на двоих долгие годы.
– Оля! – вскрикнул за спиной Арсений. – Не торопись ты так! Там может быть опасно.
Плевать.
Я влетела в спальню, залитую чуть приглушённым голубоватым светом. Всё правильно, Тоська боится темноты, а теперь, когда меня нет рядом, она, конечно же, вынуждена спать при свете. Первым делом я посмотрела на кровать и с удивлением обнаружила, что Тень и не думает тихонько спать под одеялом. Тень сидит у моего трельяжа и задумчиво рассматривает своё отражение в зеркале. Такой взгляд я за ней замечала и раньше, но в последние годы он появлялся всё реже и реже.
– Лялечка, – она улыбнулась, заметив меня, и я поспешила раскрыть объятия.
До дрожи хотелось обнять мою любимую глупышку, которая не спешила ко мне бежать. Вместо этого Тоська медленно развернулась и нахмурила брови, словно силилась что-то понять.
– Ты вернулась? – спросила моя Тень, а я заметила, что её подбородок слегка подрагивает, словно сестрёнка собирается заплакать.
– Оля? – наконец догнавший меня Арсений встал за моей спиной и пытался определить, что происходит.
– Подожди, – отмахнулась я от него. – Ты разве не рада?
– Так нечестно! – по бледному личику покатились крупные, как горох, слёзы. – Нечестно! Сашка сказал, что теперь я буду принцессой. Хочу быть принцессой!
Она завыла. Горестно. Громко. Навзрыд.
– Тосенька, – я медленно подошла к ней и попыталась обнять за вздрагивающие плечи, но она вывернулась из моих рук и вскочила на ноги.
– У меня будет платье, розовое, как я хотела. И туфельки. И фата. И волосы мне Ева поднимет вот так вот вверх и уложит короной. И будет музыка. И… и торт!
Она всё плакала и плакала, бормоча, как всё будет здорово и красиво, и как она об этом мечтала, и как они с Сашкой будут, словно принц и принцесса из сказки, красивые-прекрасивые. Они встанут на открытой платформе и будут улыбаться и махать людям, а люди выпустят в небо белых голубок и разно цветные воздушные шарики.
Я хватала сестру за руки, старалась поймать её взгляд, гладила по растрепавшимся волосам и шептала, как сильно я её люблю, что я сама сошью ей самое красивое платье в мире. И голубки у нас тоже будут. И шарики. И всё-всё, что бы она ни захотела… Но Тоська меня не слышала, она упала на кровать, уткнулась лицом в подушку и продолжала рыдать.
