– Это и вправду она! – выкрикнул один из тех людей, который просто не мог меня не узнать. – Не стрелять!
На истерику не было времени. На страх не осталось места. Приказ не стрелять не распространялся на Ватрушку. У него была моя ракетница, один патрон в собственном оружии и голые руки для третьего из оставшихся в живых.
В Детском корпусе действительно хорошо учат убивать…
– Пообещай, что не умрёшь, ладно? – попросил Ватрушка окровавленными губами и добавил: – Ты так на неё похожа… Ёлка?
Он смотрел прямо на меня и, совершенно очевидно, не видел.
– Ёлка?
– Я здесь, здесь… – слёзы смешались с кровью на моём лице.
– У меня дома на стене висела твоя фотография, – шептал мальчишка. – Но в реальности ты намного лучше. Тебе идёт быть живой.
Я старалась не плакать громко и не смотреть в сторону трёх ищейских трупов. Я вгрызалась зубами в костяшки своих пальцев, чтобы немного прийти в себя, и неустанно уговаривала Ватрушку не оставлять меня там одну…
И снова это всё не то, о чём я могу кому-то рассказать. По крайней мере, не сейчас.
– Я клянусь, все эти дни меня грела одна-единственная мысль, – продолжила я в абсолютной тишине. – Я думала о том, что хочу спросить у тебя, Север, какое отношение ты имеешь ко всему этому. И ещё очень хочу посмотреть тебе в глаза, когда ты станешь лгать, что всё не так, как мне кажется.
– Я не стану лгать, – парень упорно отказывался стыдливо краснеть или прятать свои бесстыжие глаза.
– Север, – словно предостерегая от излишней разговорчивости, шепнул Зверь.
– Молчи и не лезь. А лучше уйди отсюда, – впервые на моей памяти кто-то кроме меня проигнорировал приказ Арсения Северова. – Если ты хочешь услышать эту фразу, то я скажу: всё действительно не так, – он скользнул рас строенным взглядом по моим губам, которые искривила горькая усмешка. – Мы не продаём одиночек в рабство, а о том, что Птица работает… работала на сикров, я впервые услышал от тебя. Только что. Причём, для меня осталось загадкой, как ты пришла к таким выводам… Что же касается всего остального… – Северов наклонился ко мне и, почти касаясь своим носом кончика моего, негромко проговорил: – Что, если я попрошу тебя просто поверить мне на слово? Что, если я скажу, что не могу сейчас рассказать тебе всего?
Я почувствовала, как защипало в носу. Откровенно говоря, я не была готова к такому ответу. И почему, спрашивается, я наивно верила, что получу ответы на свои вопросы? Годы жизни в Башне Одиночества – не то, что могло научить меня разбираться в людях.
– Не в этот раз, – я отодвинулась от парня. – Прости, но мне нужны доказательства. Ты для меня ничего не значишь, совершенно чужой человек. Скажи, почему я должна верить тебе на слово?
Брови над переносицей Севера сошлись в гневно изогнутую линию, а затем парень выдохнул:
– А ты сама?
– Что?
– Ты сама болеешь той же болезнью. Ты требуешь от меня ответов, а сама не хочешь отвечать ни на один вопрос. Я не знаю, откуда ты появилась такая неземная. Не представляю, где жила и училась раньше? Я даже не знаю, как тебя на самом деле зовут! Почему я должен тебе верить? Баш на баш. Не хочешь рассказать о себе?
Я покачала головой.
– Вот видишь, – Северов ухмыльнулся, скопировав мою недавнюю кривую улыбку. – Что и требовалось доказать.
– Что?
– Ты хочешь, чтобы я открыл тебе свои тайны. Чтобы я доверил тебе жизни сотен людей, но при этом сама не желаешь ничего рассказывать о себе, – прошипел Север и обвиняющим жестом указал на меня. – Откуда я знаю, что могу тебе доверять? Где гарантия, что ты умеешь хранить секреты? Почему я вообще должен отвечать на твои вопросы?
Вместо того, чтобы объяснить мне всё или хотя бы частично рассказать о том, что происходит, Северов только что перевел стрелки с себя на меня. Внутренняя волна протеста поднялась, заставляя гневно забиться сердце и запечатывая мой рот семью печатями. Он требует объяснений, которые я не могу ему дать.
Это замкнутый круг.
Я вдруг почувствовала себя самым уставшим на планете человеком. Молча растянулась на служившем мне постелью мате и, отвернувшись от трёх пар встревоженных глаз, произнесла:
– Все ясно.
– Ёлка, – Берёза погладила моё плечо.
– Уйди. Уйдите все. К чёрту, вместе с вашими тайнами. Я хочу остаться одна, – натянула одеяло на голову и закрыла глаза.
– Я могу тебе сказать только одно, – ворвался в мои мысли голос Севера. – Мы никому не желали зла. Веришь?
Я не ответила. Даже не шевельнулась, чтобы дать понять, что он был мною услышан.
– Всё с самого начала пошло неправильно. Никто не должен был пострадать…
Тяжёлая рука опустилась на моё плечо, и я непроизвольно напряглась.
– Попросила же!
Тяжёлый вздох, после чего меня, наконец оставили наедине с моими мыслями и обидами. Ну, по крайней мере, на какое-то время.
Я вслушивалась в свои тревожные мысли, стараясь отогнать неприятные воспоминания. Надеясь выкинуть из звенящей от боли головы вообще все мысли, но стоило мне только смежить веки, как перед глазами немедленно вспыхивала одна из кроваво-красочных картинок. Безопасность спортивного зала отступала на второй план, а вперёд выдвигалась паника. Я снова оказывалась в крутящемся в бессмысленной агонии фобе. Крики, скрежет металла, кровь на моих руках и удивлённый всхлип Птицы:
– За что?
Девчонка недоверчиво и испуганно смотрела на мигающий монитор пульта управления и её последние слова не были обращены ко мне.
– Ты… виновата… – выдавила она из себя, прежде чем куском металла ей снесло полголовы.
Наверное, я закричала, компенсируя своё молчание в момент смерти девчонки. Закричала и проснулась от собственного вопля. Слепыми глазами посверлила какое-то время высокий потолок спортивного зала и, вытерев сухие щёки перевернулась на бок, чтобы уже спустя мгновение провалиться по пояс в снежную яму, наполненную ледяной водой.
– Держу! Я держу тебя! – рычал Ватрушка, а я царапала его руки ногтями, ничего не слыша и не видя вокруг. Боясь, что он меня отпустит, и я закончу свою жизнь на дне засыпанного снегом озера.
На этот раз я не кричала, я очнулась от дрожи и жуткого холода, хотя, как подсказывала мне память, в зале было довольно тепло, да и одеяло плотным коконом охватило моё тело.
– Ох, – выдохнула я, понимая, что собственные кошмары не позволят мне заснуть этой ночью. Темнота и одиночество откровенно угнетали, а собственные мысли пугали настолько, что мне казалось, я не доживу даже до утра. Я уже подумывала о том, чтобы потихоньку встать и выбраться из спортивного зала на улицу, когда за моей спиной раздался шорох, сообщающий о том, что не мне одной сегодня не спится. А затем рядом со мной на мат опустилось тяжёлое тело, и кто-то лёгким ласкающим движением провёл от моей шеи до кончиков пальцев и, сжав мою ладонь, вежливо поинтересовался:
