– Я ему своего согласия не давала, да он и не спрашивал, – призналась я грустно. – И мы не родные с ним, на самом деле.
А мысленно добавила: «По крайней мере, это он так говорит».
Дмитрий Николаевич пожал плечами, как бы говоря, мол, это не моё дело, и вернулся к рассказу.
Врач, дежуривший в больнице в субботу, бледнея лицом и дрожа губами, пояснил взволнованному правителю:
– Все жизненные процессы в организме вашей… невесты замедлились, отсутствие же видимых признаков жизни позволяет мне сделать вывод, что цесаревна впала в анабиоз.
– Анабиоз? – Цезарь одарил медика злобным взглядом. – Разве с людьми такое бывает?
– Не бывает, – покаялся доктор и тяжело вздохнул. – По всей вероятности, это первый зафиксированный случай. В животном же мире это довольно распространённое явление. Я, конечно, не специалист в этом вопросе, однако в животном мире подобное встречается, если организм посчитает окружающую среду непригодной для жизни. Тогда он временно прекращает жизнедеятельность до более благоприятных времен. Видимо, что-то заставило вашу сестру…
– Стены в приёмной всем этажом отмывали, – шептал Дмитрий Николаевич, бросая испуганные взгляды в сторону двери. – Уборщица тётя Нина с инфарктом слегла, – и добавил, растерянно крутя пуговицу на халате: – А вы говорите, согласия не давала… Тут, милочка моя, не до жиру – быть бы живу. Я вам, как доктор, говорю, не злите зверя.
На меня накатил очередной приступ чудовищной безнадеги, а мужчина тем временем продолжил рассказ.
Второй врач продержался почти тридцать часов, но коварная я упорно отказывалась приходить в себя. Были испробованы все методы, а результат нулевой.
– Лежали вы, милочка, аки красавица спящая и знать не знали о том, что вокруг вас люди за свою жизнь борются, спасая вашу. Такие дела…
Я, видимо, заразившись от доктора, посмотрела в сторону дверей и прошептала:
– Его, это второго доктора, он что… тоже убил?
– Не сам, – Дмитрий Николаевич качнул головой и грустно поджал губы. – Всех остальных расстреляли.
Мне стало плохо.
– Остальных? – просипела, борясь с тошнотой. – Сколько?
– Я восьмой, – признался Дмитрий Николаевич. – Но, будем надеяться, меня всё-таки оставят в живых. Вы-то очнулись. Скажу честно, не знаю, как бы вёл себя я на его месте. Не факт, что иначе. Это же знаете, как водится. Рассуждать о том, что да как, хорошо со стороны, а попадёшь как кур в ощип – не так запоёшь. У меня случай был в практике…
– Отпустите меня, а? – перебила я мужчину и вцепилась в рукав его халата. – Ну, пожалуйста!
– Да вы что? – от страха бедняга стал сначала синим, а потом зелёным. – Я не могу.
В его голосе мне послышалась неуверенность и я торопливо зашептала, срываясь на нервные всхлипывания:
– Вы просто выйдите вон, а я быстренько убегу, только меня и видели. Куда угодно, только подальше. Ну, что вам стоит? – мужчина побледнел и решительно вырвался из моих рук. – Он же вам ничего не сделает, если вы пойдете ему говорить о том, что я пришла в себя, а я в этот момент дам стрекоча. Пожалуйста, Дмитрий Николаевич. Вы же врач. Вы же слово давали помогать людям. Так помогите мне! Я не могу! Прошу вас! Вы не представляете, вы даже понятия не имеете…
– Простите меня, – доктор отвёл глаза и попятился к двери. – Я очень хочу жить.
И, словно извиняясь, пробормотал:
– У меня жена беременная.
– Тогда просто убей меня, чёртов сухарь! – сорвалась на крик я.
Но Дмитрий Николаевич пулей выскочил в коридор, отсекая меня дверью от свободы и не оставляя мне ни единой надежды на благополучный исход.
– Охрану к покоям цесаревны! – прокричал он. – И пошлите кто-нибудь за Цезарем, девушка очнулась!
Маленький робот-капельщик, заглушая суетливым шумом мои рыдания, вскарабкался вверх по руке до плеча и присосался, усиленно накачивая меня успокоительным, но оно больше не работало.
Цезарь влетел в палату минут тридцать спустя. Замер в дверях, окидывая меня нетерпеливым, ревнивым, жадным взглядом. Я увидела, как расширилась его грудная клетка, когда он с громким стоном втянул в себя воздух, и закрыла глаза. Хочу в другую реальность. На необитаемый остров, о котором мечтал Север.
– Лялечка, – Сашкин голос раздался прямо над моим ухом, и я рывком отвернулась от него к стене. Протестующе пискнул капельщик, а машина в изголовье моей кровати недовольно заворчала. – Прости меня.
Молчу. Не потому, что мне нечего сказать. Просто боюсь до точек перед глазами. Боюсь спровоцировать его неосторожным словом на насилие. Боюсь, что меня вырвет, стоит только открыть глаза. Боюсь.
– Я сорвался, – несчастный вздох. – Пожалуйста, посмотри на меня.
Пожалуйста. Я тоже просила. Я умоляла, чтобы ты остановился. На моё плечо опустилась его рука, заставив меня замереть и задержать дыхание.
– Рядом с тобой сложно держать себя в руках. Ты как сладкий приз, которым судьба всё время дразнит, а в руки не даёт. Но я исправлюсь, правда, – осторожно дотронулся до моей напряжённой шеи. – Давай начнем всё сначала? М?
По-моему, он в самом деле верил, что это возможно. Возможно забыть о том, что я всегда считала его старшим братом, пусть чрезмерно строгим, но неизменно заботливым и любящим. Забыть о том, что он чудовище. Забыть об отвратительной выходке в Корпусе, о попытке изнасилования…
– Прошу тебя. Ну, что мне сделать, чтобы ты меня простила?
– Я хочу увидеть Тоську, – омерзительно дрожащим голосом произнесла я и обернулась.
– Спасибо! – моего лица коснулось рваное Сашкино дыхание, и я поняла, что ещё одного его «поцелуя» просто не переживу, вжалась в подушку, надеясь спрятаться от чёрной бездны, которая воронкой разворачивалась в его глазах. Рот наполнила уже знакомая горечь, блестящие мушки запрыгали перед глазами, а от кончиков пальцев вверх медленно покатилась щекотная волна, сковывающая меня ледяной коркой безразличия.
Медицинский компьютер захрипел и исторгнул из себя звук, больше всего напоминающий предсмертный стон барана, над которым уже занесена рука с кинжалом, когда он уже видит смерть, но пока ещё продолжает чувствовать жизнь. А может быть, этот звук издала я, потому что Сашка вдруг побледнел и попятился от моей кровати.
– Всё-всё! – поднял вверх обе руки, демонстрируя мне открытые ладони. – Я никого не трогаю!
Странно, но у меня сложилось впечатление, что в данный момент он обращается не ко мне.
– Лялечка, ты как?
– Я хочу увидеть Тоську, – повторила я охрипшим от слёз и испуга голосом. – Но это не значит, что я тебя простила.
Я смотрела на Цезаря настороженно, в любой момент ожидая… чего? Да чего угодно! А он хмурился и кусал нижнюю губу, молча глядя на меня.
