– Мы знаем об этом, – важно кивнул Зверь. – А ещё мы знаем, что вторая слабость нашего общего друга – вилла на побережье.
– Погоди, я что-то об этом слышала…
– Конечно, слышала! Он же предлагал нам там устроить группничок после маскарада.
– Ничего такого он не предлагал, – смутилась я, перебирая в уме события той ночи.
Мальчишка довольно рассмеялся и пояснил:
– Вилла на побережье, куда он нас так настойчиво завлекал – не новодел, а самый что ни на есть памятник архитектуры. Говорят, один из самых древних в Яхоне. Род Веселовских этим замком владеет чёртову кучу поколений. И вот над этой виллой Гайчик трясётся, как курица над яйцом, я тебе клянусь.
Я, откровенно говоря, слабо себе представляла, как можно надавить на человека, зная о его любви к родовому поместью, но, как выяснилось, это совсем не сложно. Если в уравнении есть «икс», любящий молоденьких девушек, и «игрек», не имеющий постоянного дохода. И учитывая тот факт, что за двумя неизвестными скрывается одно и то же лицо…
– В общем, мы выкупили все долговые расписки, – Зверь пожал плечами. – И тут уж сомневаться не приходится: ради своей обожаемой виллы Гайчик сырую землю жрать станет. А тут всего-то делов, отвезти меня в Пансион для благородных девиц, дабы в глазах современного общества я приобрела необходимый статус.
– То есть?
– Бумажку мне надо, корочку о достойном уровне образования, – пояснила Таечка, трепеща накрашенными ресничками. – Гвоздь Бога, конечно, зомбицентр, но его хозяйке ещё же и жить на что-то надо, а на лекциях «Молодая жена» заработать можно гораздо больше, чем на курсах «Как сделать из жены рабыню». Да и желающих там гораздо больше… Слушай, а что это за шум?
Я и сама уже некоторое время прислушивалась к странному гудению, доносившемуся снаружи, но классифицировать его у меня пока не получилось.
– Не знаю, такого раньше не было, – ответила я, и мы одновременно посмотрели в сторону окна. – Там, кажется, ещё и горит что-то…
– Хорошо бы, пожар, – с каким-то маньячным предвкушением произнёс Зверь и, спрыгнув с кровати, подбежал к подоконнику и отодвинул штору.
Спальню моментально окатило волной красноватого света.
– Неужели и в самом деле пожар? – пробормотала я, уже начиная мысленно прикидывать, как это можно использовать для побега.
– О, нет! – ответил Зверь. – Это что-то… я не знаю, что это такое, но это просто уф-ф-ф…
Я подошла к мальчишке и замерла за его спиной. Действительно, уф-ф-ф – лучший эпитет для описания того, что сейчас возвышалось – возносилось? – над парком, прямо над элегантным фонтаном, в котором плескались три мраморные русалки.
Неясно, что именно создало этот странный красный луч, опускавшийся с неба, он словно бы выливался из ниоткуда, но заканчивался совершенно точно на парковой траве, очерчивая идеально ровный круг, большой, метра три в диаметре. И этот круг гудел и пульсировал, а прямо возле него стояла тонар Евангелина. Нервным движением женщина подняла руку к лицу и бросила взгляд на запястье, очевидно, проверяя, который час, и в тот же момент луч ослепительно вспыхнул, и в самом центре круга оказалась мужская фигура.
– Чтоб я сдох… – пробормотал Зверь и немедленно поинтересовался:
– Есть предположения, что здесь происходит?
Губы Евангелины шевельнулись, и я поняла, что она что-то говорит.
– Только предложение, – ответила я.
– М?
– Надо спуститься вниз. Ничего не слышно.
Мы выскочили из спальни и, наплевав на всякую конспирацию, бегом помчались вниз. Где-то на третьем пролёте Зверь затормозил и удивлённым шёпотом заметил:
– Слушай, а где все-то? Почему никого нет? Ни охраны, ни прислуги… Даже пансионерок не слышно, а они не из тихонь, как я успел заметить… Э… успела.
– Я не знаю, – ответила, прислушиваясь к пугающе безмолвному замку. – Но это странно…
Если честно, было жутковато вот так вот шептаться на тёмной лестнице. Казалось, что со стен на меня смотрят глаза невидимых чудовищ, тех самых, что любят прятаться ночью под кроватями и хватать за пятки тех, кто неосмотрительно спустит ноги на пол.
– Признайся, что трусишь! – потребовал Зверь, и я без зазрения совести призналась:
– Очень! Пойдем уже в парк, хочется узнать, что там происходит.
Мы выскользнули через боковые двери, и я немедленно споткнулась о что-то в темноте, растянувшись на посыпанной гравием дорожке и едва сдерживаясь от того, чтобы болезненно зашипеть.
– Ты нормально? – наклонился ко мне Зверёныш, и не успела я хоть что-то ответить, как прямо над нашими головами раздался низкий мужской голос:
– Ты это слышала?
Мы затаили дыхание. Обидно будет, если поймают прямо сейчас.
– Это парк, Антон, может мыши или птицы… Какая разница? Никто из двуногих обитателей нас сегодня потревожить не сможет.
– Уверена?
– Я с дозировкой снотворного пока ни разу в жизни не ошиблась.
– Да уж, по дозировкам ты у нас мастерица, – издевательски протянул мужчина, и в голосе Евангелины стальными нотками звякнула обида:
– Я же не спрашиваю у вас, почему вы прилетели сюда совершенно один! Вы просили обеспечить уединение, я его вам обеспечила. Все обитатели Гвоздя Бога спят здоровым крепким сном, все живы, никто не пострадал. Я что же, ещё и извиняться за это должна?
Мы со Зверем переглянулись. Ох, правильно мы всё-таки отказались от ужина, хотя он был до безобразия аппетитен.
– Не должна, – устало ответил мужчина. – Ты вообще мне ничего не должна, Ева, но ты же понимаешь – немного помощи с твоей стороны могло бы повлиять на моё желание поговорить с Советом… Напомни, сколько прошений ты подала в этом году?
Почему этот голос кажется таким знакомым? Почему, когда я его слышу, хочется смеяться и плакать одновременно? Осторожно, стараясь не шуметь, я встала на четвереньки и, прожигаемая бешеным взглядом Зверя, требующим сидеть на месте и не двигаться, отползла к краю куста.
Теперь разговаривающие были отлично мне видны, но легче от этого не стало, потому что мне уже приходилось видеть этот хищный нос и тонкие губы. Сердце испуганно пропустило удар, а пальцы непроизвольно сжались в кулаки.
– Это надо вашей семье, вам лично или Совету? – спросила Евангелина и сцепила за спиной руки в замок.
Мужчине не было видно, зато я смогла заметить, как нервно вздрагивают бледные пальцы. Голову на отсечение даю: Госпожа Метелица либо боялась, либо находилась в крайней степени возбуждения.
– А ты сама как думаешь?
Задавший вопрос опустился на скамейку, не забыв поддернуть брюки, закинул ногу на ногу и, сложив руки на колене, произнес, глядя на Евангелину, как на нашкодившую девчонку:
