В номере инспектора Симоне повалился в кресло и принялся стучать себе по черепу кулаками, как развеселившийся шимпанзе.
– Спасен! – бормотал он с идиотской улыбкой. – Ура! Снова живу! Не таюсь, не прячусь. Ура!
Потом он положил руки на край стола, уставился на инспектора круглыми глазами и произнес шепотом:
– Но ведь она была мертва! Я клянусь вам, Петер!
– Пили после ужина? – холодно спросил инспектор.
– Да, но…
– Сколько?
– Слушайте, Петер, я был здорово навеселе, но…
– Хватит об этом. И хватит пить. Мне не нужны пьяные свидетели.
Некоторое время Симоне молча глядел на инспектора.
– Постойте-ка… – сказал он наконец. – Но ведь она жива! Зачем вам свидетели?
– Убит Олаф, – сказал инспектор.
Симоне отшатнулся.
– Олаф? – пробормотал он ошеломленно. – Как так? Я слышал, как вы только что с ним разговаривали.
– Я разговаривал не с ним. Олаф мертв.
Симоне вытер покрытый испариной лоб. Лицо у него сделалось несчастным.
– Безумие какое-то… – пробормотал он. – Сумасшедший бред. Кто убил?
– По-видимому, Хинкус.
– Хинкус? А, это который все время на крыше. Вы его арестовали?
– Нет, он сбежал, – сказал инспектор. – Оставим это. У меня к вам вопрос как к специалисту. – Он поднял и раскрыл чемодан Олафа. – Что это, по-вашему?
Симоне быстро оглядел прибор, осторожно извлек его из чемодана и, посвистывая сквозь зубы, принялся рассматривать со всех сторон. Потом он взвесил его в руках и так же осторожно положил обратно.
– Не моя область, – сказал он. – Судя по тому, как это компактно и добротно сделано, это либо военное, либо космическое. Даже догадаться не могу. Где вы это взяли?
– У Олафа.
– Подумать только, – пробормотал Симоне. – У этакой дубины… Впрочем, пардон. Я, конечно, могу понажимать клавиши и покрутить ручки, но предупреждаю – это весьма нездоровое занятие.
– Не надо, – сказал инспектор, закрывая чемодан. – Идите к себе и ложитесь спать.
Симоне хотел что-то сказать, но только махнул рукой и направился к двери. В дверях он столкнулся с хозяином, извинился и вышел. Хозяин подошел к столу и поставил перед инспектором стакан с горячим кофе и сандвичи.
– Машины на месте, – объявил он. – Лыжи тоже. Хинкуса нигде нет. На крыше валяется его шуба.
– Знаю, – сказал инспектор. – Что же он – пешком ушел, что ли?
– Из долины ему все равно не выбраться.
– Да, – сказал инспектор. – Ничего не понимаю. Знаете, Алек, мне надо подумать.
Хозяин молча кивнул и пошел к двери. На пороге он остановился.
– Если не секрет, – сказал он, – что это вы с Симоне врывались к госпоже Мозес?
Инспектор сморщился.
– А, чушь! – сказал он. – Физику спьяну почудилась какая-то ерунда.
– Ах, ерунда?.. – неопределенным тоном произнес хозяин и вышел, аккуратно притворив за собой дверь.
Некоторое время инспектор неподвижно сидел, прихлебывая кофе и глядя перед собой. Потом вдруг вздрогнул и резко повернул голову. В стену ударили чем-то тяжелым – раз и еще раз. Вздрогнула и чуть покосилась картина, изображающая утро в горах. Инспектор быстро выскочил в коридор, распахнул дверь в соседний номер и включил свет. Номер был пуст, стук прекратился, но под столом кто-то возился и сопел. Инспектор отшвырнул тяжелое кресло и заглянул под стол. Там, втиснутый между тумбочками, в страшно неудобной позе, обмотанный веревками и с кляпом во рту, сидел, скрючившись в три погибели, опасный гангстер, маньяк и садист Хинкус и таращил из сумрака слезящиеся мученические глаза.
Инспектор выволок его на середину комнаты и вырвал изо рта кляп.
– Что это значит? – спросил он.
В ответ Хинкус принялся кашлять. Он кашлял долго, с надрывом, с сипением, и, пока он кашлял, инспектор заглянул в туалетную, взял бритву и разрезал на Хинкусе веревки. Бормоча ругательства, Хинкус принялся ощупывать себе шею, запястья, бока.
– Кто это вас? – спросил инспектор.
– Почем я знаю! – буркнул Хинкус. – Схватили сзади. Я и охнуть не успел. – Он поднял левую руку и отогнул рукав. – А, черт! Часы раздавил, сволочь. Сколько сейчас, инспектор?
– Час ночи.
– Час ночи… – повторил Хинкус. – Час ночи. – Глаза у него остановились. – Нет, – сказал он, – надо выпить.
Он поднялся. Легким толчком инспектор усадил его снова.
– Успеется, – сказал он.
– А я хочу выпить! – сказал Хинкус, повышая голос и снова делая попытку встать.
– А я вам говорю: успеется! – сказал инспектор, пресекая эту попытку.
– Кто вы такой, чтобы распоряжаться? – в полный голос взвизгнул Хинкус.
– Тихо! – крикнул инспектор. – Произошло убийство. Вы на подозрении, Хинкус! Поэтому отвечайте на вопросы!
– Убийство?.. – Хинкус приоткрыл рот. – А я-то здесь при чем? Меня самого без малого укокошили.
– Кто? – быстро спросил инспектор.
Хинкус молча смотрел на него, потом его страшно передернуло, прямо-таки перекосило на сторону.
– Кто вас связал? Кого вы подозреваете?
И тут Хинкус заплакал. Сначала тихонько, весь содрогаясь, кусая пальцы, потом все громче, навзрыд, истерически взвизгивая и подскуливая. Инспектор, сунув руки в карманы, ошеломленно глядел на него, потом сказал:
– Ну, хватит. Пойдемте.
Он привел Хинкуса в свой номер, взял с подоконника бутылку и отдал ему. Хинкус жадно схватил спиртное и надолго присосался к горлышку.
– Господи… – прохрипел он, утираясь. – Смачно-то как!..
– Вы можете хотя бы примерно сказать, когда вас схватили? – спросил инспектор.
– Что-то около девяти, – сказал Хинкус, всхлипывая.
– Дайте часы.
Хинкус послушно отстегнул часы, прижимая бутылку к груди. Часы были раздавлены, стрелки показывали восемь сорок три.
– Слушайте, Хинкус, – мягко сказал инспектор. – Тот, кто вас схватил… Ведь вы видели его и раньше? Днем? На крыше?
Хинкус только дико глянул на него и снова присосался к бутылке. Лицо его перекосилось, по серым щекам снова поползли слезы.
Хозяин расположился в холле за журнальным столиком. Перед ним лежали какие-то счета, он сосредоточенно нажимал клавиши калькулятора. Рядом, прислоненный к стене, стоял тяжелый многозарядный винчестер.
– Алек, – сказал инспектор. – Дайте ключ от вашего сейфа. Я спрячу туда эту штуку. – Он показал хозяину чемодан.
