– Пойдемте, – сказал хозяин, поднимаясь.
Чадо, свернувшись клубочком, безмятежно посапывало в глубоком кресле перед полупогасшим камином. Инспектор окликнул его, потом потряс за плечо. Чадо не желало просыпаться, оно неразборчиво чертыхалось, жалобно мычало и отчаянно отлягивалось. В конце концов инспектор усадил его прямо и тряхнул так, что оно проснулось.
– Какого дьявола? – спросило оно сонным баском.
– Снимите очки! – приказал инспектор.
– Еще чего!..
Инспектор протянул руку и снял очки сам. Конечно, это была девушка – и премилая, хотя глаза у нее и припухли со сна.
– Чего вы хамите! – сказала она, закрываясь. – Отдайте! Фараон чертов!
– А ну! – свирепо сказал инспектор. – Быстро и немедленно говорите: когда и где вы расстались с Олафом? Живо!
– С каким еще Олафом? Отдайте очки!
– Олаф убит, и вы последняя, кто видел его живым. Когда это было? Где? Живо, ну!
Брюн отшатнулась и, словно защищаясь, вытянула руки ладонями вперед.
– Неправда!.. Не может быть!.. – прошептала она.
– После ужина, – сказал инспектор спокойно, – вы вышли с ним из столовой и направились – куда?
– Н-никуда… просто вышли в коридор.
– А потом?
– А потом… мы вышли в коридор… я плохо помню… память у меня паршивая. Он что-то сказал… а я… это.
Инспектор покачал головой:
– Попробуйте еще раз.
– Ну… ну, дело было так. Мы вышли в коридор, и он принялся меня хватать. Пришлось дать ему по морде… по лицу. Ну, он обиделся, обругал меня и ушел.
– Где это было?
– В коридоре… у столовой.
– Хватит врать, скверная девчонка! – гаркнул инспектор. – Я видел вас у дверей Олафа! Если вы будете лгать и изворачиваться, я надену на вас наручники, – инспектор сунул руку в карман, – и отправлю в тюрьму! Дело идет об убийстве. Это вы понимаете?!
Брюн молчала. Она сидела съежившись, забившись в уголок кресла. Потом опустила голову и закрыла лицо руками.
– Он мне нравился, – прошептала она. – Он был такой добрый… сильный. Глупый. Мы пошли к нему в номер. Мне очень хотелось, чтобы он меня поцеловал. Мы просто болтали. Он был очень смешной, ничего не понимал. А потом я уже собиралась уходить, но тут раздался грохот, и я сказала: «Слушайте, лавина!» Он вдруг схватился за голову, как будто что-то вспомнил… и бросился к окну, но сейчас же вернулся, схватил меня за плечи и буквально выбросил в коридор. Я чуть не полетела. И разозлилась ужасно. Все настроение пропало. Вот и все.
– Так, – сказал инспектор. – Он кинулся к окну. Может быть, его кто-нибудь позвал?
– Нет, я не слышала.
– А в коридоре вы кого-нибудь видели?
– Никого. А еще до того, как мы вошли в номер, многих видела. Симоне видела, вас с хозяином. Еще этого видела… маленького такого… сутулого… Хинкуса!
– Стоп! – сказал инспектор. – Когда вы вышли из столовой?
– Часов в девять. Да, я точно помню – часы пробили девять, и я сказала Олафу: пошли.
– И после этого вы видели Хинкуса? Вы не ошибаетесь?
– Да нет. Правда, он сразу свернул на лестничную площадку. Но это был он – маленький, в этой своей дурацкой шубе до пят. А что такое? – Брюн перешла на шепот. – Это он убил? Хинкус, да?
Инспектор отпер дверь номера Хинкуса и остановился на пороге. Везде горел свет – в прихожей, в туалетной, в спальне. Сам Хинкус, оскаленный, мокрый, сидел на корточках за кроватью. Посредине комнаты валялся поломанный стул, а Хинкус сжимал в кулаке одну из ножек.
– Это вы… – сказал Хинкус хрипло и выпрямился.
– Вот что, – сказал инспектор, надвигаясь на него. – Вы сказали, что вас схватили в восемь сорок, но вас видели в коридоре после девяти! Вы будете говорить мне правду или нет?
На лице Хинкуса промелькнула растерянность.
– Меня?.. После девяти?..
– Да. Вы шли по коридору и свернули на лестничную площадку.
– Я? – Хинкус вдруг судорожно хихикнул. – Я шел по коридору?.. – Он снова хихикнул. И еще раз. И еще. – Я? Меня?.. Вот то-то и оно, инспектор, – проговорил он, захлебываясь. – Вот то-то и оно! Меня видели в коридоре. И я тоже видел меня! И я схватил меня… и я связал меня… и я замуровал меня в стену! Я – меня! Понимаете? Я – меня!..
В котельной инспектор спросил, указывая на большую железную дверь:
– А здесь что?
– Склад солярки.
Инспектор, поднатужившись, откатил дверь.
– Включите-ка свет, – попросил он.
– Лампочка перегорела. Все не соберусь ввинтить новую.
– А, ч-черт. Дайте фонарик.
– Пожалуйста. – Хозяин дал ему фонарик. – Но двойника Хинкуса там нет.
Они вошли в темное помещение. Луч фонарика скользнул по рядам грязных железных бочек, по затоптанному полу, по штабелям каких-то ящиков.
– Вы заблуждаетесь в самой основе, Петер, – продолжал хозяин. – Вы решили, что в отеле скрывается какой-то незнакомый нам человек. Вы идете по самому естественному пути, именно поэтому вы заблуждаетесь особенно сильно.
– Что вы предлагаете? – угрюмо спросил инспектор.
– Я ничего не предлагаю, Петер. Пока. Я все жду, когда вы созреете.
– Я уже перезрел. Я скоро упаду.
Хозяин хмыкнул и ничего не сказал. Некоторое время они молчали. Инспектор, чертыхаясь, освобождал полу пиджака.
– Хотите, для начала я расскажу вам, что именно почудилось нашему любвеобильному физику? – спросил хозяин.
– Ну, попробуйте.
– Наш любвеобильный физик залез в постель к госпоже Мозес и обнаружил там вместо живой женщины бездыханный манекен.
Инспектор резко обернулся и осветил фонариком лицо хозяина.
– Куклу, Петер, – сказал хозяин, щурясь от яркого света. – Мертвую, холодную куклу.
В холле хозяин поставил перед инспектором большую, исходящую паром кружку с кофе и сам опустился в кресло напротив.
– Если использовать терминологию современной науки, – неторопливо говорил он, – то зомби – мертвый человек, имеющий внешность живого, – представляет собою очень точный биологический механизм.
– Хватит, Алек, – с бешенством сказал инспектор. – К черту теорию. Я вас спрашиваю: откуда вы знаете, что увидел Симоне в номере госпожи Мозес? Вы что – тоже залезали к ней в постель?!
Хозяин смотрел на него грустными глазами.
– Да, – сказал он наконец с сожалением. – Вы еще не созрели. Ну, хорошо. – Он вздохнул. – Пусть будут одни факты. Шесть дней тому назад я отправился в номер к господину Мозесу, чтобы вернуть ему паспорта. Я был несколько рассеян и, постучав, отворил дверь, не дождавшись разрешения. В кресле посредине комнаты я увидел то, что при желании можно было бы назвать госпожою Мозес. Это была большая в натуральную величину кукла, похожая на госпожу Мозес и одетая в точности как она. Это длилось считаные секунды. Сзади ко мне подошел господин Мозес и твердой рукой оттянул от двери.
